Бальмонт и Япония

Константин Дмитриевич Бальмонт родился 4 июня 1867 года в Гумнищах Шуйсхого уезда Владимирской губернии. Это маленькая деревушка с дecяткoм изб, а при ней скромная усадьба - старый дом, окруженный тенистым садом, «красивое малое царство уюта и тишины. О своих предках Бальмонт писал в автобиографии: « … по семейным преданиям предками моими были какие-то шотландские или скандинавские моряки, переселившиеся в Россию. Фамилия Бальмонт очень распространенная в Шотландии. Дед мой, со стороны отца, был морской офицер, принимал участие в Русско-турецкой войне и заслужил личную благодарность Николая Первого своей храбростью. Предки моей матери (урожденная Лебедева) были татары. Родоначальником был князь Белый Лебедь Золотой Орды. Быть может, этим отчасти можно объяснить необузданность и страстность, которые всегда отличали мою мать и которые я от нее унаследовал, так же как и весь свой душевный строй. Отец моей матери (тоже военный, генерал) писал стихи, но не печатал их. Все сестры моей матери (их много) писали, но не печатали их.

Отец поэта, Дмитрий Константинович, небогатый помещик, полвека пpocлужил в Шуйском земстве - мировым посредником, мировым судьей и, наконец, председателем уездной земской управы. В 1906 году он вышел в отставку, год спустя умер. Единственной страстью его была охота. Мать, Вера Николаевна, получила институтское воспитание, учила и лечила крестьян, устраивала любительские спектакли и концерты, иногда печаталась в провинциальных газетах. В Шуе она была известной и уважаемой особой. Бальмонт писал: «Из всех людей моя мать, высокообразованная, умная и редкостная женщина, оказала на меня в моей поэтической жизни наиболее глубокое влияние. Она первая научила меня постигать красоту женской души…»

Бальмонт умирал тяжело, в оккупированной фашистами Франции. Юрий Терапиано, вспоминая о последних годах жизни Бальмонта, писал: «Во время оккупации он пососелился в Нуази ле Гран, в русском общежитии, устроенном матерью Марией (Е. Ю. Кузьмина-Караваева.- А. Романенко). Немцы относились к Бальмонту безразлично, русские же гитлеровцы попрекали его за прежние революционные убеждения». Нищета, голод, болезни, постоянная подавленность и одиночество отравляли его дни. И последние думы поэта, последние его строки были посвящены Родине:

Где мне долго не быть… и куда Не доходит отсюда морская вода. Хоть в солёную дух мой волью я волну, До желанного берега как доплесну?

К. Д. Бальмонт умер 26 (по другим сведениям, в ночь на 24-е) декабря 1942 года. На похоронах его было народа немного: те русские, что, еще оставались в Париже, попросту не знали о его кончине. Были Б. Зайцев, Ю. Терапиано.

Марина Цветаева, которой к тому времени тоже не было на свете, кажется, самый близкий, верный и любимый друг, Свидетель долго тяжкой агонии. В «Слове о Бальмонте», призывая соотечественников помочь ему, писала: «Он болен, но он остался Бальмонтом. Он каждое утр садится за письменный стол. Он и в болезни своей остается поэтом. Если бы сейчас за ним записывали, получилась бы одна из прекраснейших его книг … сундуки Бальмонта (старые, знаменитые, многострадальные сундуки) трещат от рукописей. И все эти рукописи совершенно готовы». - Цветаева М. Том 2, Москва 1980г. Стр. 321.

=== Вступительная статья А. Д. Романенко к книге К. Бальмонта Золотая россыпь. Москва. Советская Россия. 1990г. ===

В 1923 году в Берлине выходит в свет второе издание «Зовов древности», значительно дополненное и переработанное Бальмонтом. Отдельный раздел книги составили японские танка и хокку. В «Изъяснительных замечаниях автора говорилось: «Будучи идеальным явлением искусства, японская песня – танка и хокку – с в столетиях своей поэтической жизни в значительной степени утратили свой личный характер. В этом смысле собрание японских пятистрочий и троестрочий можно сравнить с деревом цветущей махровой вишни. Каждый цветок - он сам. Все они - одно древо. < … >

В танке пять строк. Но эти пять лепестков говорят всем пяти чувствам человеческой души. И так как от лепестков исходит еще сияние, она говорит также шестому чувству, поэтическому, и, мудро оставляя многое недоговоренным, будит седьмое чувство, духовное.

В хокку три строки. Но три мгновения суть идеальный лик молниеносного явления. Начало, вспышка и конец. Троестрочие есть мгновенный просвет души, освободительно врезавшийся в косное вещество и превративший его в видение».

(2- Бальмонт К. Зовы древности. Гимны, песни и замыслы древних. Египет – Мексика – Перу – Халдея – Ассирия – Индия – Иран – Китай – Япония – Скандинавия – Эллада – Бретань – Берлин. 1923. с. 310 – 311.)

Эти и другие строки Бальмонт заимствовал в основном из своей статьи 1916 г. «Японские песни». Кроме того, во второе издание «3овов древности» Бальмонт перенес все 15 пятистиший, напечатанных им в той же статье. Другие танка и хокку, вошедшие в эту книгу (за исключением двух последних), также пу6ликовались Бальмонтом ранее - в 1916 г.

Связь Бальмонта с Японией в начале 20-х годов еще сохраняется, хотя и ослабевает. Болезненно и близко к сердцу воспринял Бальмонт несчастье, постигшее Японию в 1923 Г.,- разрушительное землетрясение, от которого пострадали многие города страны. Откликом Бальмонта на эту национальную трагедию была его статья «Огненные лепестки», в целом посвященная опять-таки японской поэзии.

(Статья «Огненные лепестки» была переведена на японский. В письме к Д. В. Шаховской 23 января 1924 г. Бальмонт писал: «дома меня ждали разные вести < … > японские газеты с переводом «Огненных лепестков», показавшие, что мой друг Осэ не погиб … » (Письма К. Д. Бальмонта к Д. Шаховской. Публикация Ж. Шерона - Новый журнал. [Нью-йорк], 1989, кн, 176, с. 236; упоминается Айка Осэ).

Почти в каждом слове этой статьи сквозит гордость поэта за красоту любимой страны. Бальмонт признается, что беду Японии он ощущает так же, как несчастье близкого и дорогого человека, и вновь возвращается к впечатлениям от своего путешествия 1916г.

«Вся Япония для меня,- пишет Бальмонт, с тех пор, как я ее узнал, один дорогой человек, живущий в красивом саду, где и мне было дано грезить, в изысканном необычном саду, который был создан этим человеком, около трудового поля, им возделанного, близ высокого леса криптомерий, им выхоленного, под гармонической горой, им обожествленной, около Буддийского храма, полного резных чертогов, овеянного тихим гудом колоколов, оживленного молитвенным шорохом и шепотом, и ровным гулом, напоминающим молитвенно-трудолюбивый улей. Много излюбленных Судьбою я видел благословенных уголков Земли. Много раз, в пути, я был счастлив на далеких живописных островах Океании или в горном уюте солнечных стран. Но нигде я не испытал того, что в Японии».

Танка

Какиномото Хитомаро «Ночь бесконечна».

Осикоти-Но Мuцунэ «Весенней ночью…»,

Неизвестный автор «Осенней Ночью …».

Бунъя-Но Нсухuдэ «В дыхании горном …»

Оно-Но Комати «Вся краска цветка …»

Киовара-Но Фукаябу «Всего лишь полночь…»

Ки-Но Цураюки «Сердцу ль человека …»

Минамото-Но Сигеюки «Как волны, что бьются ..»

Фудаивара Кинто «Водная пена…», «Шум водопада…»

Минамото-Но Тамэиси «Будь я Луною … »

Император Сутоку «Пороги в пене …»

Рёдзэн-Хоси «Пустынно-грустно …»

Цунэнага Асон «Хотя я только …»

Фудзивара Нобуиси «Оставить в мире … »

Муро Кюсо «С одним и тем же …»

Мотоори Норинага «В вечернем свете …»

Дзиппенся Икку «Разлука с жизнью …»

Есано Кан (Тэккан): «В вечерней дали … », «В тиши вечерней» …, «Я на распутье…».

Хокку

Икэниси Генсуй «Собака воет …»

Басё «Летние травы … »

Кикаку «Полнолунье …»

Бусон «По листьям опавшим», «Уходя с колокольни …», «Холодно …»

Такува Ранко «Деревушка пустынная ..»

Иноуэ Сиро «Росу услышишь…»

Неизвестные авторы: «Сколько листьев опавших», «На мертвой ветке …»

Статья находится в разработке.