Различия

Здесь показаны различия между выбранной ревизией и текущей версией данной страницы.

Ссылка на это сравнение

григорьева2 [2009/11/11 16:49]
reflex_blue создано
григорьева2 [2009/11/12 21:02] (текущий)
reflex_blue
Строка 3: Строка 3:
 ===== Григорьева Татьяна Петровна ===== ===== Григорьева Татьяна Петровна =====
  
-1. В поисках выхода+==== 1. В поисках выхода ​====
  
-Чем объясняется особый интерес к японской культуре в наше время? Чуть ли не каждый увлечен трехстишиями,​ японскими хайку, в разных городах создаются общества любителей хайку, газеты объявляют конкурс на лучшее трехстишие. Это один из примеров,​ но, как говорят,​ знаковый. Что-то заставляет направлять мысли или чувства к самой короткой форме стиха, всего 17 слогов (5-7-5). Может быть маятник Жизни качнулся в другую сторону,​ или меняется вектор движения:​ от расширения к сжатию,​ от внешнего к внутреннему,​ к микровселенной души? Появилась потребность заглянуть в себя, чего более всего боялся человек,​ так и не познавший себя за прошедшие тысячелетия. Не потому ли отстал от Эволюции,​ - не той, в которую сам себя загнал,​ а той, которая ему предназначена законом Пути-Дао или Божьим Промыслом?​ Не по этому ли Закону пришло время расплатиться за прошлое,​ перейти от энергетических действий,​ утративших смысл, к духовным свершениям,​ завещанным святыми отцами?​ Так или иначе, на пороге жизни и смерти появилась потребность узнать себя. Отсюда и интерес к японскому искусству. Вторая точка притяжения ​/показатель аттрактора- столь же большой интерес к синергетике,​ не только у физиков и лириков,​ но, можно сказать,​ на уровне инстинкта,​ интуитивного ощущения того, что синергетическое мышление заключает в себе возможность спасения от всеобщего распада. Если закон самоорганизации имманентен сущему,​ значит,​ это сущее разумно,​ имеет свое назначение,​ целевую установку,​ пусть одни называют это Путем, другие Божьим Промыслом.+Чем объясняется особый интерес к японской культуре в наше время? Чуть ли не каждый увлечен трехстишиями,​ японскими ​[[хайку]], в разных городах создаются общества любителей хайку, газеты объявляют конкурс на лучшее трехстишие. Это один из примеров,​ но, как говорят,​ знаковый. Что-то заставляет направлять мысли или чувства к самой короткой форме стиха, всего ​[[17-слогов|17 слогов]] (5-7-5). Может быть маятник Жизни качнулся в другую сторону,​ или меняется вектор движения:​ от расширения к сжатию,​ от внешнего к внутреннему,​ к микровселенной души? Появилась потребность заглянуть в себя, чего более всего боялся человек,​ так и не познавший себя за прошедшие тысячелетия. Не потому ли отстал от Эволюции,​ - не той, в которую сам себя загнал,​ а той, которая ему предназначена законом Пути-Дао или Божьим Промыслом?​ Не по этому ли Закону пришло время расплатиться за прошлое,​ перейти от энергетических действий,​ утративших смысл, к духовным свершениям,​ завещанным святыми отцами?​ Так или иначе, на пороге жизни и смерти появилась потребность узнать себя. Отсюда и интерес к японскому искусству. Вторая точка притяжения ​(показатель аттрактора- столь же большой интерес к синергетике,​ не только у физиков и лириков,​ но, можно сказать,​ на уровне инстинкта,​ интуитивного ощущения того, что синергетическое мышление заключает в себе возможность спасения от всеобщего распада. Если закон самоорганизации имманентен сущему,​ значит,​ это сущее разумно,​ имеет свое назначение,​ целевую установку,​ пусть одни называют это Путем, другие Божьим Промыслом.
  
-Но если сущее разумно,​ то не может вступать в борьбу с самим собой, а, значит исчерпала себя парадигма,​ взявшая за основу борьбу противоположностей,​ обусловившая характер западной культуры и истории. Идея изначального Хаоса заставляла противопоставлять ему волю человека,​ способного победить хаос и переделать мир. Но изначальное победить невозможно,​ и потому хаос уже сколько веков преследует человека по пятам. Не потому ли, что человек не избавился от хаоса в себе, не упорядочил свое сознание?​ Но, значит,​ не все потеряно:​ вторичное сознание можно изменить. Потому и задумались ученые-синергетики о природе Хаоса, способного не только поглощать,​ но и созидать новые структуры,​ обновлять порядок,​ - усмотрели в Хаосе необходимый момент развития. Но, значит,​ Хаос не изначален,​ не имманентен Бытию, ибо то, что изначально,​ извечно,​ не может исчезнуть:​ что с Хаоса начинается,​ то к Хаосу возвращается. Потому японцы,​ начиная с древних времен,​ придавали такое значение тому, что любое дело надо начинать с “правильного порядка” ​/дзюн/, а не с “обратного” ​/гяку/. Или, как сказано в “Даодэцзине” Лаоцзы:​ “Свойство Пути возвращение к истоку” ​/40/. Исток же, если верить восточным мудрецам,​ изначально чист, незамутнен. По закону Пути, на смену “правильному порядку” приходит “обратный”,​ перевернутый,​ - для перехода в новое состояние. Можно сказать,​ “хаос” как некий вселенский акушер:​ его нельзя избежать,​ но и нельзя на нем задерживаться,​ чтобы дитя вовремя успело родиться. Но хаос - вторичен,​ исчезнет,​ когда в нем отпадет необходимость,​ на фазе совершенного Бытия, абсолютного Добра ​/кит. шань, япон. дзэн/. Т.е.вторичная природа человека ​/яп. кисицудолжна прийти в +Но если сущее разумно,​ то не может вступать в борьбу с самим собой, а, значит исчерпала себя парадигма,​ взявшая за основу борьбу противоположностей,​ обусловившая характер западной культуры и истории. Идея изначального Хаоса заставляла противопоставлять ему волю человека,​ способного победить хаос и переделать мир. Но изначальное победить невозможно,​ и потому хаос уже сколько веков преследует человека по пятам. Не потому ли, что человек не избавился от хаоса в себе, не упорядочил свое сознание?​ Но, значит,​ не все потеряно:​ вторичное сознание можно изменить. Потому и задумались ученые-синергетики о природе Хаоса, способного не только поглощать,​ но и созидать новые структуры,​ обновлять порядок,​ - усмотрели в Хаосе необходимый момент развития. Но, значит,​ Хаос не изначален,​ не имманентен Бытию, ибо то, что изначально,​ извечно,​ не может исчезнуть:​ что с Хаоса начинается,​ то к Хаосу возвращается. Потому японцы,​ начиная с древних времен,​ придавали такое значение тому, что любое дело надо начинать с “правильного порядка” ​(дзюн), а не с “обратного” ​(гяку). Или, как сказано в “Даодэцзине” Лаоцзы:​ “Свойство Пути возвращение к истоку” ​(40). Исток же, если верить восточным мудрецам,​ изначально чист, незамутнен. По закону Пути, на смену “правильному порядку” приходит “обратный”,​ перевернутый,​ - для перехода в новое состояние. Можно сказать,​ “хаос” как некий вселенский акушер:​ его нельзя избежать,​ но и нельзя на нем задерживаться,​ чтобы дитя вовремя успело родиться. Но хаос - вторичен,​ исчезнет,​ когда в нем отпадет необходимость,​ на фазе совершенного Бытия, абсолютного Добра ​(кит. шань, япон. дзэн). Т.е. вторичная природа человека ​(яп. кисицудолжна прийти в соответствие с первичной,​ светлой природой ​(сэй), которая совершенна,​ обладает высшими достоинствами ​(добродетелями - кит. дэ, яп. току). Этому и подчинили японцы свое искусство[1].
-соответствие с первичной,​ светлой природой ​/сэй/, которая совершенна,​ обладает высшими достоинствами ​/добродетелями - кит. дэ, яп. току/. Этому и подчинили +
-японцы свое искусство[1].+
  
-ПРИМЕЧАНИЯ+=== ПРИМЕЧАНИЯ ​===
  
 [1]. Я посвятила этому кардинальному различию в учениях древних греков и древних китайцев две главы “Дао и Логоса”,​ ибо представление об Изначальном есть тот супер-аттрактор,​ который не столько выбирается человеком,​ сколько предназначен ему. Но архетип изначального Хаоса настолько внедрился в сознание,​ что востоковеды по-прежнему воспринимают изначально светлую энергию ци или извечное Дао как “хаос”,​ несмотря на явную нелепость. (Собственно,​ если позволительно,​ и христианский Бог сотворил мир не из Хаоса, а из Ничто, вакуума в современном понимании,​ - изначального Логоса,​ что обнадеживает). [1]. Я посвятила этому кардинальному различию в учениях древних греков и древних китайцев две главы “Дао и Логоса”,​ ибо представление об Изначальном есть тот супер-аттрактор,​ который не столько выбирается человеком,​ сколько предназначен ему. Но архетип изначального Хаоса настолько внедрился в сознание,​ что востоковеды по-прежнему воспринимают изначально светлую энергию ци или извечное Дао как “хаос”,​ несмотря на явную нелепость. (Собственно,​ если позволительно,​ и христианский Бог сотворил мир не из Хаоса, а из Ничто, вакуума в современном понимании,​ - изначального Логоса,​ что обнадеживает).
  
-2. Еще раз о греках+==== 2. Еще раз о греках ​====
  
 Я не потому обращаюсь к грекам,​ чтобы противопоставить им китайцев или японцев,​ а чтобы показать предельность переживаемой ситуации. Если еще задержаться,​ не осознав необходимости выхода из “перевернутого” состояния,​ то все может рухнуть. Потому так важен угол зрения. Почему,​ собственно,​ появляется столь острая необходимость в признании законов самоорганизации,​ нелинейности,​ открытости?​ Потому что более двух тысячелетий мысль следовала греческой модели закрытости,​ линейности,​ предельности. Отсюда представление Евклида о линии, как о “границе двух областей”,​ “то, что имеет одно измерение”,​ или представление Аристотеля о точке, как “начале линии”. Для японских же мастеров “точка” не “начало линии”,​ а сжатая вселенная,​ “линия” не разграничивает,​ а соединяет. Потому и склонность к закругленности,​ к свертыванию к центру,​ - и нет того, что не имело бы своего центра,​ своей души. (Об этом можно было бы не говорить,​ если бы жесткая система связи, линейность мышления не продолжала направлять мысли и действия людей). Я не потому обращаюсь к грекам,​ чтобы противопоставить им китайцев или японцев,​ а чтобы показать предельность переживаемой ситуации. Если еще задержаться,​ не осознав необходимости выхода из “перевернутого” состояния,​ то все может рухнуть. Потому так важен угол зрения. Почему,​ собственно,​ появляется столь острая необходимость в признании законов самоорганизации,​ нелинейности,​ открытости?​ Потому что более двух тысячелетий мысль следовала греческой модели закрытости,​ линейности,​ предельности. Отсюда представление Евклида о линии, как о “границе двух областей”,​ “то, что имеет одно измерение”,​ или представление Аристотеля о точке, как “начале линии”. Для японских же мастеров “точка” не “начало линии”,​ а сжатая вселенная,​ “линия” не разграничивает,​ а соединяет. Потому и склонность к закругленности,​ к свертыванию к центру,​ - и нет того, что не имело бы своего центра,​ своей души. (Об этом можно было бы не говорить,​ если бы жесткая система связи, линейность мышления не продолжала направлять мысли и действия людей).
  
-Греки менее всего полагались на саморазвитие,​ самоспасение сущего,​ веря в изначальность борьбы ​/архе/, в ее всеобщий характер. Принцип борьбы обусловил не только отношение людей, но отношение элементов в науке, в искусстве[1]. Разрозненное на две половины,​ потерявшее целостность,​ вытягивается в линию. Нелинейная сама по себе Среда уподобляется линейному пространству со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одномерное мышление берет за исходное “часть”,​ психологию части, соподчинение частей,​ которые соединяются в линию, ибо лишь часть, частичное во власти человека,​ Целое принадлежит Богу. “Усеченное сознание” выстраивает соответствующую цивилизацию,​ где не остается места целому человеку. Такая цивилизация не обладает достаточным запасом прочности,​ ибо сотворена по мерке человека,​ противопоставившего себя всему миру, а, значит,​ и самому себе. Путь борьбы избранный или предназначенный грекам ​/вне этого пути не появилась бы наука/, привел к тому, что над естественным,​ природным миром образовался искусственный,​ надприродный мир, который повинуется своим собственным законам. Но будучи вторичным,​ сотворенным человеческой мыслью,​ он конечен,​ подвержен исчезновению,​ как все вторичное,​ сконструированное. Одностороннее движение набрало такую скорость,​ - в режиме обострения,​ - которую человеческая психика более не выдерживает. Движение,​ не уравновешенное покоем,​ “сорвавшееся с цепи”,​ со своей оси, становится стихией. Как всякая стихия,​ отпавшая от Разума,​ обречено на самоистребление,​ самосгорание,​ - превращается в свою противоположность,​ в полную остановку жизни ​/в нечто противоположное блаженному покою Нирваны или Царствия Божьего/. Но на пределе сверхскоростей обостряется потребность в покое. ​/Наверное,​ в этом смысл максимы Протагора - “Человек есть мера всех вещей”,​ т.е. то, что уничтожает человека,​ уничтожается +Греки менее всего полагались на саморазвитие,​ самоспасение сущего,​ веря в изначальность борьбы ​(архе), в ее всеобщий характер. Принцип борьбы обусловил не только отношение людей, но отношение элементов в науке, в искусстве[1]. Разрозненное на две половины,​ потерявшее целостность,​ вытягивается в линию. Нелинейная сама по себе Среда уподобляется линейному пространству со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одномерное мышление берет за исходное “часть”,​ психологию части, соподчинение частей,​ которые соединяются в линию, ибо лишь часть, частичное во власти человека,​ Целое принадлежит Богу. “Усеченное сознание” выстраивает соответствующую цивилизацию,​ где не остается места целому человеку. Такая цивилизация не обладает достаточным запасом прочности,​ ибо сотворена по мерке человека,​ противопоставившего себя всему миру, а, значит,​ и самому себе. Путь борьбы избранный или предназначенный грекам ​(вне этого пути не появилась бы наука), привел к тому, что над естественным,​ природным миром образовался искусственный,​ надприродный мир, который повинуется своим собственным законам. Но будучи вторичным,​ сотворенным человеческой мыслью,​ он конечен,​ подвержен исчезновению,​ как все вторичное,​ сконструированное. Одностороннее движение набрало такую скорость,​ - в режиме обострения,​ - которую человеческая психика более не выдерживает. Движение,​ не уравновешенное покоем,​ “сорвавшееся с цепи”,​ со своей оси, становится стихией. Как всякая стихия,​ отпавшая от Разума,​ обречено на самоистребление,​ самосгорание,​ - превращается в свою противоположность,​ в полную остановку жизни ​(в нечто противоположное блаженному покою Нирваны или Царствия Божьего). Но на пределе сверхскоростей обостряется потребность в покое. ​(Наверное,​ в этом смысл максимы Протагора - “Человек есть мера всех вещей”,​ т.е. то, что уничтожает человека,​ уничтожается 
-само/.+само).
  
-Интуиция,​ или страх перед необратимым уже “закатом” заставляет искать выход. Наука поворачивается к Природе,​ на сей раз уже осознанно,​ - к тем извечным законам,​ которым следует сущее и находит им математическое подтверждение. Естественно,​ в предельной ситуации мысль обращается к мудрости древних,​ прежде всего к восточным учениям,​ взявшим за основу не волю человека,​ а “волю Неба” или Пути, который сам по себе, самоестественно направляет сущее к Благу, не через борьбу и преодоление противоположностей,​ а через постепенную,​ фазовую гармонизацию двух сторон Единого. Всякое разделение противоестественно,​ есть остановка,​ нарушение природы Целого. Это противоречит Пути, или взаимообратимости сторон в Природе:​ день-ночь,​ свет-тьма,​ тепло-холод,​ расширение-сжатие. Это всеобщий процесс:​ взаимодействие инь-ян и есть Путь. Две стороны,​ суть, одно, присутствуют друг в друге, потому и не могут сталкиваться,​ как не могут сталкиваться солнце и луна, день и ночь, - лишь чередуются. Две стороны взаимодействуют внутри целого,​ на макро- и микро-уровне:​ одно убывает,​ другое прибывает - в ритме равномерного движения в Природе. ​/Потому,​ кстати,​ японцы избегли недуга раздвоения,​ отчуждения,​ о которых узнали из европейской литературы/.+Интуиция,​ или страх перед необратимым уже “закатом” заставляет искать выход. Наука поворачивается к Природе,​ на сей раз уже осознанно,​ - к тем извечным законам,​ которым следует сущее и находит им математическое подтверждение. Естественно,​ в предельной ситуации мысль обращается к мудрости древних,​ прежде всего к восточным учениям,​ взявшим за основу не волю человека,​ а “волю Неба” или Пути, который сам по себе, самоестественно направляет сущее к Благу, не через борьбу и преодоление противоположностей,​ а через постепенную,​ фазовую гармонизацию двух сторон Единого. Всякое разделение противоестественно,​ есть остановка,​ нарушение природы Целого. Это противоречит Пути, или взаимообратимости сторон в Природе:​ день-ночь,​ свет-тьма,​ тепло-холод,​ расширение-сжатие. Это всеобщий процесс:​ взаимодействие инь-ян и есть Путь. Две стороны,​ суть, одно, присутствуют друг в друге, потому и не могут сталкиваться,​ как не могут сталкиваться солнце и луна, день и ночь, - лишь чередуются. Две стороны взаимодействуют внутри целого,​ на макро- и микро-уровне:​ одно убывает,​ другое прибывает - в ритме равномерного движения в Природе. ​(Потому,​ кстати,​ японцы избегли недуга раздвоения,​ отчуждения,​ о которых узнали из европейской литературы).
  
-ПРИМЕЧАНИЯ+=== ПРИМЕЧАНИЯ ​===
  
-[1]. Напомню:​ “И во всем, что будучи составлено из нескольких частей... сказывается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон природы... и в предметах неодушевленных,​ например в музыкальной гармонии,​ можно подметить некий принцип властвования” ​/Аристотель “Политика”,​ Х1, 2/. Шеллинга интересовало:​ “Каким же образом эти химические процессы все время воспроизводят одну и ту же материю и форму, или какими средствами природа сохраняет разъединение элементов,​ борьба которых есть жизнь, а соединение - смерть?​” ​/Шеллинг. Соч. т.1, М., 1989, с.126/. Ближе к нашему времени:​ “Из определенного ритмического строя расположения частей возникал и закон уравновешенности... взаимоотношение в виде нарастания или убывания частей в линейных,​ плоскостных,​ объемно-весовых,​ звуковых,​ а в конечном итоге в смысловых отношениях. Так постепенно складывались,​ например,​ в музыке системы ладов, на их основе - мелодический строй, в поэзии - метрические системы” ​/И.Л.Маца “Проблемы художественной культуры ХХ века” ​/М.,1969, с.15/. И такой замечательный ученый,​ как Б.М.Гаспаров,​ мыслит в парадигме “борьбы”:​ “Смысл всякого текста... складывается во взаимодействии и борьбе различных,​ даже противоположных смыслообразующих сил” ​/См. “Структура текста и культурный контекст”,​ М., 1994, с. 274/.+[1]. Напомню:​ “И во всем, что будучи составлено из нескольких частей... сказывается властвующее начало и начало подчиненное. Это общий закон природы... и в предметах неодушевленных,​ например в музыкальной гармонии,​ можно подметить некий принцип властвования” ​(Аристотель “Политика”,​ Х1, 2). Шеллинга интересовало:​ “Каким же образом эти химические процессы все время воспроизводят одну и ту же материю и форму, или какими средствами природа сохраняет разъединение элементов,​ борьба которых есть жизнь, а соединение - смерть?​” ​(Шеллинг. Соч. т.1, М., 1989, с.126). Ближе к нашему времени:​ “Из определенного ритмического строя расположения частей возникал и закон уравновешенности... взаимоотношение в виде нарастания или убывания частей в линейных,​ плоскостных,​ объемно-весовых,​ звуковых,​ а в конечном итоге в смысловых отношениях. Так постепенно складывались,​ например,​ в музыке системы ладов, на их основе - мелодический строй, в поэзии - метрические системы” ​(И.Л.Маца “Проблемы художественной культуры ХХ века” ​(М.,1969, с.15). И такой замечательный ученый,​ как Б.М.Гаспаров,​ мыслит в парадигме “борьбы”:​ “Смысл всякого текста... складывается во взаимодействии и борьбе различных,​ даже противоположных смыслообразующих сил” ​(См. “Структура текста и культурный контекст”,​ М., 1994, с. 274).
  
-3. Что значит Истина для японцев?​+==== 3. Что значит Истина для японцев? ​====
  
-Японцы с самого начала,​ как подтверждают их первые письменные источники,​ считали должным следовать не себе, а тому, что называли Истиной-Макото, видя в Истине-Искренности ​/пишутся одним иероглифомвысший онтологический принцип или божественный указ. Ему соответствовали указы древних императоров,​ потомка Богини Солнца Аматэрасу:​ “Если ошибки не будут исправлены сейчас,​ то истина останется сокрытой навсегда. В истине - основа государства и оплот государя...”+Японцы с самого начала,​ как подтверждают их первые письменные источники,​ считали должным следовать не себе, а тому, что называли Истиной-[[макото]], видя в Истине-Искренности ​(пишутся одним иероглифомвысший онтологический принцип или божественный указ. Ему соответствовали указы древних императоров,​ потомка Богини Солнца Аматэрасу:​ “Если ошибки не будут исправлены сейчас,​ то истина останется сокрытой навсегда. В истине - основа государства и оплот государя...”
  
 Повинуясь этому высочайшему приказу весной 712г. придворный историограф О-но Ясумаро представил на суд императрицы Гэммэй три свитка “Записи о деяниях древности”[1]. Повинуясь этому высочайшему приказу весной 712г. придворный историограф О-но Ясумаро представил на суд императрицы Гэммэй три свитка “Записи о деяниях древности”[1].
  
-Не удивительно,​ что 12 веков спустя японский христианин Утимура Кандзо ​/1861-1930заострил эту мысль: “Истина в Боге, не в государстве. Если невозможно спасти страну,​ нужно спасти Истину. Если спасем Истину,​ то и поверженное государство поднимется. Отречемся от Истины,​ и процветающее+Не удивительно,​ что 12 веков спустя японский христианин Утимура Кандзо ​(1861-1930заострил эту мысль: “Истина в Боге, не в государстве. Если невозможно спасти страну,​ нужно спасти Истину. Если спасем Истину,​ то и поверженное государство поднимется. Отречемся от Истины,​ и процветающее
 государство погибнет”[2]. государство погибнет”[2].
  
-Как видите,​ речь идет не об относительных истинах,​ не об эмпирическом знании,​ постоянно себя отрицающем,​ а об абсолютной Истине,​ о высшем Законе,​ который не зависит от человека,​ но от которого зависит человек,​ даже если не отдает себе в этом отчета,​ зависит его грядущее спасение. Потому стремление к Истине,​ недоступной взору, но доступной просветленному сердцу,​ всегда оставалось главной заботой японских мастеров. Потому они более всего опасались нарушить природу целого,​ впасть в обман, иллюзию,​ и утратить Путь, ведущий к Истине. И в любой японской энциклопедии можно узнать о ее значении:​ “Слово макото происходит от сингонистинные словаи синдзи ​/истинные дела/. Как явствует из синтоистской веры в котодама ​/душу слов/, слова и дела имеют душу ​/тама/; слово так же реально существует,​ как и событие”[3].+Как видите,​ речь идет не об относительных истинах,​ не об эмпирическом знании,​ постоянно себя отрицающем,​ а об абсолютной Истине,​ о высшем Законе,​ который не зависит от человека,​ но от которого зависит человек,​ даже если не отдает себе в этом отчета,​ зависит его грядущее спасение. Потому стремление к Истине,​ недоступной взору, но доступной просветленному сердцу,​ всегда оставалось главной заботой японских мастеров. Потому они более всего опасались нарушить природу целого,​ впасть в обман, иллюзию,​ и утратить Путь, ведущий к Истине. И в любой японской энциклопедии можно узнать о ее значении:​ “Слово макото происходит от сингон ​(истинные словаи синдзи ​(истинные дела). Как явствует из синтоистской веры в котодама ​(душу слов), слова и дела имеют душу ​(тама); слово так же реально существует,​ как и событие”[3].
  
 А в “Словаре древних слов” уточняется:​ “В литературе главное - передать макото,​ но это не значит изображать действительные вещи как есть, нужно передать их небытийность,​ таинственную Красоту”[4]. А в “Словаре древних слов” уточняется:​ “В литературе главное - передать макото,​ но это не значит изображать действительные вещи как есть, нужно передать их небытийность,​ таинственную Красоту”[4].
  
-Отступить от правдызначит нарушить завет богов-ками,​ прародителей японских островов и всего, что на них появилось. Такова исконная вера японцев в Путь богов ​/Синто/. Бывают боги небесные и земные,​ и нет того, где бы их не было. Они в явлениях Природы и в изделиях мастеров. “Кодзики” их насчитывает до 8 мл. /”восемь мириад богов”/. Так как боги повсюду,​ все одухотворено,​ все вызывает к себе благоговейное отношение ​/которого так не хватает современному человеку/. В каждой вещи есть своя душа или “сердце” ​/кокоро - ум и чувство вместе/, ибо в сердце и обитают ками. Или истинное,​ чистое сердце ​/магокорои есть Бог японцев. И об этом указы древних императоров. В 697 г. император Момму напомнил подданным о высшем смысле “сердца чистого,​ светлого,​ правдивого,​ прямого”. Или император Сёму в 724г. издал высочайший Указ о “сердце чистом,​ светлом,​ правдивом,​ прямом” как высшем достоинстве человека. ​/Что отвечало и основным постулатам буддизма:​ “Если сердце чисто, то и все чисто. Если сердце нечисто,​ то и все нечисто” - Вималакирти сутра; потому и соединились два Пути в одном: “рёбу Синто”/.+Отступить от правды значит нарушить завет богов-ками,​ прародителей японских островов и всего, что на них появилось. Такова исконная вера японцев в Путь богов ​(Синто). Бывают боги небесные и земные,​ и нет того, где бы их не было. Они в явлениях Природы и в изделиях мастеров. “Кодзики” их насчитывает до 8 мл. (”восемь мириад богов”). Так как боги повсюду,​ все одухотворено,​ все вызывает к себе благоговейное отношение ​(которого так не хватает современному человеку). В каждой вещи есть своя душа или “сердце” ​([[кокоро]] - ум и чувство вместе), ибо в сердце и обитают ками. Или истинное,​ чистое сердце ​(магокорои есть Бог японцев. И об этом указы древних императоров. В 697 г. император Момму напомнил подданным о высшем смысле “сердца чистого,​ светлого,​ правдивого,​ прямого”. Или император Сёму в 724г. издал высочайший Указ о “сердце чистом,​ светлом,​ правдивом,​ прямом” как высшем достоинстве человека. ​(Что отвечало и основным постулатам буддизма:​ “Если сердце чисто, то и все чисто. Если сердце нечисто,​ то и все нечисто” - Вималакирти сутра; потому и соединились два Пути в одном: “рёбу Синто”).
  
-В этом же духе их пословицы:​ “Искренность трогает небеса”,​ без искренности,​ или полной самоотдачи не создашь истинное искусство. И в толковом японском словаре “Кодзиэн” говорится:​ “Исчерпав истинное сердце,​ постигнешь Истину ​/Макото/, т.е. истинное или изначальное сердце ​/хон-сини есть Просветление или спасение души.+В этом же духе их пословицы:​ “Искренность трогает небеса”,​ без искренности,​ или полной самоотдачи не создашь истинное искусство. И в толковом японском словаре “Кодзиэн” говорится:​ “Исчерпав истинное сердце,​ постигнешь Истину ​(Макото), т.е. истинное или изначальное сердце ​(хон-сини есть Просветление или спасение души.
  
-У каждого сознания свое сердце,​ отличаются они лишь степенью Просветленности. И у каждого искусства,​ у каждого времени года свое кокоро. Мастер театра Но Сэами ​/1363-1443говорит:​ у театра Но есть свое “сердце”,​ это “десять стилей”,​ десять видов прекрасного,​ - “любовный”,​ “торжественный”,​ “божественный”. Но каждый стиль неповторим,​ как неповторима его душа. “В Сердце должно быть одно лишь чувство”. И это чувство не охватить понятием,​ его можно передать лишь в образе Природы. “Есть в японском языке выражение “цукадзу ханарэдзу”,​ которое говорит о необходимости обозначать все иносказательно. Дело в том, что прямое,​ непосредственное определение чуждо японскому пониманию красоты. В японской красоте особенно ценится настроение. Это проистекает из национального образа жизни. Единственное в своем роде восприятие жизни, характерное для страны,​ где употребляется тридцать видов местоимений,​ не может не оказать глубокого влияния на эстетические чувства и формы”[5].+У каждого сознания свое сердце,​ отличаются они лишь степенью Просветленности. И у каждого искусства,​ у каждого времени года свое кокоро. Мастер театра Но Сэами ​(1363-1443говорит:​ у театра Но есть свое “сердце”,​ это “десять стилей”,​ десять видов прекрасного,​ - “любовный”,​ “торжественный”,​ “божественный”. Но каждый стиль неповторим,​ как неповторима его душа. “В Сердце должно быть одно лишь чувство”. И это чувство не охватить понятием,​ его можно передать лишь в образе Природы. “Есть в японском языке выражение “цукадзу ханарэдзу”,​ которое говорит о необходимости обозначать все иносказательно. Дело в том, что прямое,​ непосредственное определение чуждо японскому пониманию красоты. В японской красоте особенно ценится настроение. Это проистекает из национального образа жизни. Единственное в своем роде восприятие жизни, характерное для страны,​ где употребляется тридцать видов местоимений,​ не может не оказать глубокого влияния на эстетические чувства и формы”[5].
  
 Не только чувство,​ переживание становится способом приобщения к истинно-сущему,​ но даже каждый оттенок этого чувства,​ каждая эмоция сама по себе существует и служит приобщению к Красоте,​ которая для японцев и есть Истина. И потому иносказание,​ недомолвка,​ намёк становятся законом японского искусства:​ как имя бога нельзя упомянуть всуе, так и вещь прямо назвать своим именем,​ можно лишь прийти с ней в сердечное созвучие и познать ее душу. Сердечный центр делает каждую вещь целостной,​ не похожей на другие,​ позволяет быть самой собой и в полноте своей открываться всему миру. В этом назначение искусства:​ сохраняя себя, служить другому,​ сохраняя целостность,​ снимать границы,​ возводимые непросветленным сознанием,​ предоставлять свободу. В свободном общении все предстает в своем подлинном виде. Не только чувство,​ переживание становится способом приобщения к истинно-сущему,​ но даже каждый оттенок этого чувства,​ каждая эмоция сама по себе существует и служит приобщению к Красоте,​ которая для японцев и есть Истина. И потому иносказание,​ недомолвка,​ намёк становятся законом японского искусства:​ как имя бога нельзя упомянуть всуе, так и вещь прямо назвать своим именем,​ можно лишь прийти с ней в сердечное созвучие и познать ее душу. Сердечный центр делает каждую вещь целостной,​ не похожей на другие,​ позволяет быть самой собой и в полноте своей открываться всему миру. В этом назначение искусства:​ сохраняя себя, служить другому,​ сохраняя целостность,​ снимать границы,​ возводимые непросветленным сознанием,​ предоставлять свободу. В свободном общении все предстает в своем подлинном виде.
  
-Такова эстетика японцев. В каждой вещи свое неповторимое очарование - аварэ. В эпоху Хэйан ​/1Х-Хвв./, золотой век японской литературы,​ “моно-но аварэ” ​/”очарование вещей”стало душой литературы,​ ее кодексом. Любая вещь, сколь ни казалась бы незаметной,​ может вызвать восторг,​ если сердце готово к отклику. Собственно,​ слово “моно” означает скорее “дух”,​ чем “вещь”,​ или - одно неотделимо от другого. Изначальная Красота пребывает во всем, и это делает каждую вещь неповторимой и бессмертной,​ ибо бессмертен дух Красоты. Если же человек не способен этого почувствовать,​ то он зря родился и не заслуживает внимания.+Такова эстетика японцев. В каждой вещи свое неповторимое очарование - [[аварэ]]. В эпоху Хэйан ​(IХ-Хвв.), золотой век японской литературы,​ “моно-но аварэ” ​(”очарование вещей”стало душой литературы,​ ее кодексом. Любая вещь, сколь ни казалась бы незаметной,​ может вызвать восторг,​ если сердце готово к отклику. Собственно,​ слово “моно” означает скорее “дух”,​ чем “вещь”,​ или - одно неотделимо от другого. Изначальная Красота пребывает во всем, и это делает каждую вещь неповторимой и бессмертной,​ ибо бессмертен дух Красоты. Если же человек не способен этого почувствовать,​ то он зря родился и не заслуживает внимания.
  
-Истина или Красота ​/что для японцев одно и то жепостигается через чувство удивления,​ взволнованности,​ что позволяет говорить не столько об этической и даже не об эстетической доминанте японского искусства,​ сколько об эвристической,​ призванной расширить не столько сознание,​ сколько чувство,​ интуицию. Через полноту чувства достичь Просветления. Но вызвать удивление может лишь то, что является неожиданно,​ потрясает,​ как вспышка молнии,​ - то, что японские мастера назвали словом мэдзурасий ​/диковинное,​ необычное,​ неповторяющееся/. И это идет от веры в вездесущих богов-ками,​ притом что ни один бог не похож на другого. Как писал знаток синтоизма Мотоори Норинага ​/1730-1801в многотомном труде “Толкование Кодзики” ​/”Кодзики-дэн”/: “Все, что является необычным,​ способно удивлять и вызывать благоговение,​ называется ками”.+Истина или Красота ​(что для японцев одно и то жепостигается через чувство удивления,​ взволнованности,​ что позволяет говорить не столько об этической и даже не об эстетической доминанте японского искусства,​ сколько об эвристической,​ призванной расширить не столько сознание,​ сколько чувство,​ интуицию. Через полноту чувства достичь Просветления. Но вызвать удивление может лишь то, что является неожиданно,​ потрясает,​ как вспышка молнии,​ - то, что японские мастера назвали словом мэдзурасий ​(диковинное,​ необычное,​ неповторяющееся). И это идет от веры в вездесущих богов-ками,​ при том что ни один бог не похож на другого. Как писал знаток синтоизма Мотоори Норинага ​(1730-1801в многотомном труде “Толкование Кодзики” ​(”Кодзики-дэн”): “Все, что является необычным,​ способно удивлять и вызывать благоговение,​ называется ками”.
  
-Отсюда свойство центрированности,​ сосредоточенности на единичном,​ уникальном. Можно через одно сказать обо всем, но нельзя через все сказать об одном. Т.е. с самого начала признавался качественный критерий и внутренний закон, а не количественный,​ внешнее измерение. Вещь ценили за ее неповторимость,​ как “единственную в Поднебесной” ​/”Тэнка ити”/. Знаток Японии С.Елисеев вспоминает слова японского поэта: “Написать стихотворение,​ которое нравилось бы всем - нетрудно,​ а написать такое, которое нравилось бы одному - трудно”[6]. Сэами подчеркивает:​ “В сердце должно быть одно лишь чувство”,​ “Только тайное,​ не явное может быть Цветком” - душой искусства Но, - говорит он в трактате “О преемственности Цветка” ​/”Кадэнсё”/. И прославленный поэт Мацуо Басё ​/1644-1694не усомнится:​ “В стихотворении должна быть лишь одна мелодия. Это и есть красота”[7]. А знаток буддизма Дзэн, открывший его Западу,​ Дайсэцу Судзуки считает неповторимым каждый удар кисти художника:​ “Каждый удар кисти должен пульсировать в такт живому существу. Тогда и сама кисть становится живой”[8]. Потому так естественно и прижился Дзэн на японской почве с его верой в неповторимость каждого мига - “здесь и сейчас” все уже есть, и нужно лишь это увидеть. Это отвечало японскому чувству того, что каждый миг таит в себе полноту Бытия. “Один цветок лучше, чем сто позволяет пережить цветочность цветка”,​ - говорят японские мастера,​ т.е. то, что в нем извечно и неповторимо,​ его божественную суть. В этом особенность видения:​ “одно во всем и все в одном”. Лишь единичное,​ завершенное приобщает к Единому. Приобщая к Единому,​ позволяет пережить сокровенную красоту каждого явления. В этом залог свободного сознания,​ не обремененного априорными установками:​ пережить явление в его подлинности,​ Таковости.+Отсюда свойство центрированности,​ сосредоточенности на единичном,​ уникальном. Можно через одно сказать обо всем, но нельзя через все сказать об одном. Т.е. с самого начала признавался качественный критерий и внутренний закон, а не количественный,​ внешнее измерение. Вещь ценили за ее неповторимость,​ как “единственную в Поднебесной” ​(”Тэнка ити”). Знаток Японии С.Елисеев вспоминает слова японского поэта: “Написать стихотворение,​ которое нравилось бы всем - нетрудно,​ а написать такое, которое нравилось бы одному - трудно”[6]. Сэами подчеркивает:​ “В сердце должно быть одно лишь чувство”,​ “Только тайное,​ не явное может быть Цветком” - душой искусства Но, - говорит он в трактате “О преемственности Цветка” ​(”Кадэнсё”). И прославленный поэт Мацуо Басё ​(1644-1694не усомнится:​ “В стихотворении должна быть лишь одна мелодия. Это и есть красота”[7]. А знаток буддизма Дзэн, открывший его Западу,​ Дайсэцу Судзуки считает неповторимым каждый удар кисти художника:​ “Каждый удар кисти должен пульсировать в такт живому существу. Тогда и сама кисть становится живой”[8]. Потому так естественно и прижился Дзэн на японской почве с его верой в неповторимость каждого мига - “здесь и сейчас” все уже есть, и нужно лишь это увидеть. Это отвечало японскому чувству того, что каждый миг таит в себе полноту Бытия. “Один цветок лучше, чем сто позволяет пережить цветочность цветка”,​ - говорят японские мастера,​ т.е. то, что в нем извечно и неповторимо,​ его божественную суть. В этом особенность видения:​ “одно во всем и все в одном”. Лишь единичное,​ завершенное приобщает к Единому. Приобщая к Единому,​ позволяет пережить сокровенную красоту каждого явления. В этом залог свободного сознания,​ не обремененного априорными установками:​ пережить явление в его подлинности,​ Таковости.
  
-Но как эта сосредоточенность на единичном сообразуется с традиционной установкой на воссоздание того, что было, с неукоснительными правилами канона?​ Поэзия следует принципу “хонкадори” ​/”следования изначальной песне”/, когда поэт повторяет известную танку в слегка измененном виде. Мастера не столько искали новое, сколько следовали старому,​ стремясь сохранить то, что появилось когда-то,​ оживить образы классических поэзии и повестей,​ и в этом видели свое назначение. Чем ближе к “эре богов”,​ тем достовернее чувства. Но если в основе мировоззрения лежит идея Пути, естественных Перемен,​ то повтор невозможен в принципе,​ - именно потому что все в пути. Каждая вещь в следующий момент уже не та. Мастер творит,​ сообразуясь с временем года, но новая весна уже не та весна или та и не та, как в дзэнском афоризме “ити-го ити-э” ​/каждая встреча неповторима/. И зачем повторять,​ если в каждой мысли содержатся тысячи мыслей. Едино сознание ​/иссин/, но неповторимо каждое его проявление. Через один звук можно стать буддой,​ просветленным,​ но это должны быть истинная,​ изначальная мысль, истинный,​ изначальный звук, которые уже существуют в Небытии. Как скажет Судзуки:​ “Каждый миг человеческой жизни в той мере, в какой он стал выражением внутренней сути, изначален,​ божествен,​ творится из Ничто и не может быть восстановлен. Каждая индивидуальная жизнь, таким образом,​ есть великое произведение искусства. Сумеет или не сумеет человек сделать его превосходным,​ неподражаемым,​ зависит от степени его ощущения Пустоты ​/Шунья/, действующей в нем самом”.+Но как эта сосредоточенность на единичном сообразуется с традиционной установкой на воссоздание того, что было, с неукоснительными правилами канона?​ Поэзия следует принципу “[[хонкадори]]” (”следования изначальной песне”), когда поэт повторяет известную танку в слегка измененном виде. Мастера не столько искали новое, сколько следовали старому,​ стремясь сохранить то, что появилось когда-то,​ оживить образы классических поэзии и повестей,​ и в этом видели свое назначение. Чем ближе к “эре богов”,​ тем достовернее чувства. Но если в основе мировоззрения лежит идея Пути, естественных Перемен,​ то повтор невозможен в принципе,​ - именно потому что все в пути. Каждая вещь в следующий момент уже не та. Мастер творит,​ сообразуясь с временем года, но новая весна уже не та весна или та и не та, как в дзэнском афоризме “ити-го ити-э” ​(каждая встреча неповторима). И зачем повторять,​ если в каждой мысли содержатся тысячи мыслей. Едино сознание ​(иссин), но неповторимо каждое его проявление. Через один звук можно стать буддой,​ просветленным,​ но это должны быть истинная,​ изначальная мысль, истинный,​ изначальный звук, которые уже существуют в Небытии. Как скажет Судзуки:​ “Каждый миг человеческой жизни в той мере, в какой он стал выражением внутренней сути, изначален,​ божествен,​ творится из Ничто и не может быть восстановлен. Каждая индивидуальная жизнь, таким образом,​ есть великое произведение искусства. Сумеет или не сумеет человек сделать его превосходным,​ неподражаемым,​ зависит от степени его ощущения Пустоты ​(Шунья), действующей в нем самом”.
  
-Но как соединяется единичное,​ почему не распадается на множество,​ что позволяет единичному быть одновременно единым?​ Уже первые боги, согласно “Кодзики”,​ соединили сущее невидимым образом. Сначала появился Бог Повелитель Священного Центра Небес ​/Амэ-но Минака-нуси/. За ним появились еще два бога: Таками-мусуби - Верховный дух соединения,​ прародитель небесных богов, и Ками-мусуби - прародитель земных богов, духов-моно. И о том еще сказано в “Словаре японских богов”,​ что ками пребывают не только в Великой Природе,​ но живут в сознании людей, что три бога положили начало творения ​/дзокаи что “мусуби” означает “производящая душа” ​/тама/[9]. Но “дзока” не совсем то, что понимают под Творением в христианской культуре. Это то, что уже существует в непроявленной форме, - Творящий дух, который всему дает жизнь: следовать творящему Перемены или Пути. ​/Недаром в иероглифе “дзо” знак “Пути”/. Т.е. “дзо” - следовать истинным Переменам,​ а “ка” - меняться к лучшему,​ принимать свою форму.+Но как соединяется единичное,​ почему не распадается на множество,​ что позволяет единичному быть одновременно единым?​ Уже первые боги, согласно “Кодзики”,​ соединили сущее невидимым образом. Сначала появился Бог Повелитель Священного Центра Небес ​(Амэ-но Минака-нуси). За ним появились еще два бога: Таками-мусуби - Верховный дух соединения,​ прародитель небесных богов, и Ками-мусуби - прародитель земных богов, духов-моно. И о том еще сказано в “Словаре японских богов”,​ что ками пребывают не только в Великой Природе,​ но живут в сознании людей, что три бога положили начало творения ​(дзокаи что “мусуби” означает “производящая душа” ​(тама)[9]. Но “дзока” не совсем то, что понимают под Творением в христианской культуре. Это то, что уже существует в непроявленной форме, - Творящий дух, который всему дает жизнь: следовать творящему Перемены или Пути. ​(Недаром в иероглифе “дзо” знак “Пути”). Т.е. “дзо” - следовать истинным Переменам,​ а “ка” - меняться к лучшему,​ принимать свою форму.
  
-В том, что следует Пути, все само собой, самоестественно происходит,​ приближаясь к совершенному Бытию или высшему Добру ​/кит. шань, яп. дзэн/. Потому Басё и говорит:​ “Кто следует Творящему Духу ​/Дзока/, становится другом четырех времен года. На что ни смотрит,​ во всем видит Цветок. О чем ни думает,​ думает о Луне. Кто не видит во всем Цветка,​ тот дикарь. У кого в сердце нет Цветка,​ тот подобен зверю. Избавься от дикаря,​ изгони зверя, следуй Творящему Духу и вернешься в него”[10]. Т.е. станешь Просветленным и как всякое просветленное сознание - всеединым.+В том, что следует Пути, все само собой, самоестественно происходит,​ приближаясь к совершенному Бытию или высшему Добру ​(кит. шань, яп. дзэн). Потому Басё и говорит:​ “Кто следует Творящему Духу ​(Дзока), становится другом четырех времен года. На что ни смотрит,​ во всем видит Цветок. О чем ни думает,​ думает о Луне. Кто не видит во всем Цветка,​ тот дикарь. У кого в сердце нет Цветка,​ тот подобен зверю. Избавься от дикаря,​ изгони зверя, следуй Творящему Духу и вернешься в него”[10]. Т.е. станешь Просветленным и как всякое просветленное сознание - всеединым.
  
-Что касается глагола “мусубу”,​ то это кодовое понятие японской культуры,​ - означает соединение двух в одно, естественное возникновение. И в современном языке мусубу означает соединять,​ связывать,​ а еще - завязь,​ зачатие. Как литературный прием означает завершение:​ окори ​/возникновение/, хари ​/развертывание/, мусуби ​/завязать в узел/, - завершить круг событий. Закон завязи,​ внутренней связи - главный формообразующий принцип искусства.+Что касается глагола “мусубу”,​ то это кодовое понятие японской культуры,​ - означает соединение двух в одно, естественное возникновение. И в современном языке мусубу означает соединять,​ связывать,​ а еще - завязь,​ зачатие. Как литературный прием означает завершение:​ окори ​(возникновение), хари ​(развертывание), мусуби ​(завязать в узел), - завершить круг событий. Закон завязи,​ внутренней связи - главный формообразующий принцип искусства.
  
-Можно сказать,​ первые три бога задали шифр японской культуры,​ предопределили структуру сознания. Сами по себе появляются,​ оставаясь невидимыми,​ сами по себе, поодиночке,​ исчезают,​ выполнив свое назначение. Первый бог олицетворяет дух Центра,​ абсолютный покой, уравновешенность. Если нечто не имеет центра,​ то не может быть целым. Вне целого - нет Истины,​ нет Свободы. Т.е. задана вертикальная ось, соединяющая все сущее на Земле с Небом, обиталищем богов. Та ось, которая позволяет не распадаться целому на части, и тем уже направляет его к духовному Бытию. Благодаря тому, что центр пребывает в покое, все остальное самоестественно движется,​ циркулируя,​ вселенская энергия придает всему форму. Для того и появляются два следующих бога, чтобы соединить все в надлежащем порядке. Двуединое движение ​/туда- обратно,​ дзюн-гякуобразует двойную спираль на уровне макро- и микромира ​/галактики и клетки/[11]. Это позволяет каждому не затеряться в беспредельности.+Можно сказать,​ первые три бога задали шифр японской культуры,​ предопределили структуру сознания. Сами по себе появляются,​ оставаясь невидимыми,​ сами по себе, поодиночке,​ исчезают,​ выполнив свое назначение. Первый бог олицетворяет дух Центра,​ абсолютный покой, уравновешенность. Если нечто не имеет центра,​ то не может быть целым. Вне целого - нет Истины,​ нет Свободы. Т.е. задана вертикальная ось, соединяющая все сущее на Земле с Небом, обиталищем богов. Та ось, которая позволяет не распадаться целому на части, и тем уже направляет его к духовному Бытию. Благодаря тому, что центр пребывает в покое, все остальное самоестественно движется,​ циркулируя,​ вселенская энергия придает всему форму. Для того и появляются два следующих бога, чтобы соединить все в надлежащем порядке. Двуединое движение ​(туда- обратно,​ дзюн-гякуобразует двойную спираль на уровне макро- и микромира ​(галактики и клетки)[11]. Это позволяет каждому не затеряться в беспредельности.
  
 Наконец,​ неявленность богов, непроницаемость Истины для непросветленного ума - вещи одного порядка,​ т.е. этот ум рано или поздно должен просветиться. Оттого и все традиционные искусства обозначаются иероглифом Путь - “до”, как “кадо” - путь цветка,​ “ тядо” - Путь чая, или “сёдо” - Путь каллиграфии. У них одно назначение - очищать душу, утончать чувство,​ одухотворять сущее. Три бога, явившиеся поодиночке,​ сами по себе, олицетворяют столь же знаковую для японского мышления идею триединства. О ней говорится уже в Предисловии к “Кодзики”:​ “Повергшись ниц, мыслю я о том, как ее величество императрица обрела Единство и озарила свой дом, как она постигла Триединство и преобразовала народ”[12]. И эта вера в человека,​ триединого с Небом и Землей,​ освещала Путь мастеров. Не отсюда ли берет начало “трехполюсная логика” или “логика Целого”,​ позволяющая перейти с уровня двойственности на уровень Единого или непротиворечивого Бытия, о которой размышляют современные ученые и не только Японии?​ Той логики,​ которая предотвращает догматизм,​ погубивший не одну благую идею. Наконец,​ неявленность богов, непроницаемость Истины для непросветленного ума - вещи одного порядка,​ т.е. этот ум рано или поздно должен просветиться. Оттого и все традиционные искусства обозначаются иероглифом Путь - “до”, как “кадо” - путь цветка,​ “ тядо” - Путь чая, или “сёдо” - Путь каллиграфии. У них одно назначение - очищать душу, утончать чувство,​ одухотворять сущее. Три бога, явившиеся поодиночке,​ сами по себе, олицетворяют столь же знаковую для японского мышления идею триединства. О ней говорится уже в Предисловии к “Кодзики”:​ “Повергшись ниц, мыслю я о том, как ее величество императрица обрела Единство и озарила свой дом, как она постигла Триединство и преобразовала народ”[12]. И эта вера в человека,​ триединого с Небом и Землей,​ освещала Путь мастеров. Не отсюда ли берет начало “трехполюсная логика” или “логика Целого”,​ позволяющая перейти с уровня двойственности на уровень Единого или непротиворечивого Бытия, о которой размышляют современные ученые и не только Японии?​ Той логики,​ которая предотвращает догматизм,​ погубивший не одну благую идею.
  
-Видимо,​ гибкий тип связи ​/мусубивоплощает уже одна из трех регалий императорской власти,​ магатама ​/яшмовые подвески/, которые,​ наряду с зеркалом и мечом Богиня Солнца Аматэрасу вручила внуку Ниниги,​ отправляя его править островами Японии[13]. Каждая из регалий отражает какую-то сторону японской души: зеркало - правдивость,​ искренность;​ меч - стойкость,​ мужество,​ а яшма - сострадание,​ чистоту. Само слово “магатама” состоит из иероглифов “магару” - быть изогнутым,​ сгибаться;​ и “тама” - драгоценный камень,​ душа. Значит,​ магатама - драгоценный камень,​ изогнутой формы; по виду напоминающей зародыш или виток спирали[14].+Видимо,​ гибкий тип связи ​(мусубивоплощает уже одна из трех регалий императорской власти,​ магатама ​(яшмовые подвески), которые,​ наряду с зеркалом и мечом Богиня Солнца Аматэрасу вручила внуку Ниниги,​ отправляя его править островами Японии[13]. Каждая из регалий отражает какую-то сторону японской души: зеркало - правдивость,​ искренность;​ меч - стойкость,​ мужество,​ а яшма - сострадание,​ чистоту. Само слово “магатама” состоит из иероглифов “магару” - быть изогнутым,​ сгибаться;​ и “тама” - драгоценный камень,​ душа. Значит,​ магатама - драгоценный камень,​ изогнутой формы; по виду напоминающей зародыш или виток спирали[14].
  
-Эта же идея воплотилась,​ по-моему,​ в распространенной эмблеме мицу-томоэ:​ в пустом круге три полуизогнутых знака ​/магатама/. Эту эмблему можно увидеть и в храмах,​ и на изделиях искусства[15]. Можно сказать,​ это символ японской Гармонии ​/Ва/, подразумевающей скорее троицу,​ чем двоицу,​ скорее асимметрию,​ чем симметрию,​ пропорциональность ​/что характерно для понимания Гармонии на Западе/. Двоица,​ симметрия замыкают процесс,​ возводят границы,​ что противоречит Пути. Асимметрия дает возможность прорыва по вертикали в беспредельность. Две стороны сообщаются между собой по горизонтали ​/туда-обратно/, одновременно восходят к небесной ипостаси. Японская гармония не только неоднозначна,​ но подвижна,​ изменчива,​ сама пребывает в Пути. Неустойчивое равновесие и создает устойчивость процесса,​ в котором все самообразуется,​ в стремлении к свободе самозавершается. Может быть, японцы более, чем кто-либо сумели реализовать это свойство Пути: с одной стороны,​ уравновесить разное,​ избежать односторонности,​ с другой - не останавливаться на одном, двигаться в естественном ритме, чтобы не выпасть из Бытия. Соединяя два в одно, сохраняли целое, соединяли не намертво,​ а предоставляя одному естественным образом соприкасаться с другим.+Эта же идея воплотилась,​ по-моему,​ в распространенной эмблеме мицу-томоэ:​ в пустом круге три полуизогнутых знака ​(магатама). Эту эмблему можно увидеть и в храмах,​ и на изделиях искусства[15]. Можно сказать,​ это символ японской Гармонии ​(Ва), подразумевающей скорее троицу,​ чем двоицу,​ скорее асимметрию,​ чем симметрию,​ пропорциональность ​(что характерно для понимания Гармонии на Западе). Двоица,​ симметрия замыкают процесс,​ возводят границы,​ что противоречит Пути. Асимметрия дает возможность прорыва по вертикали в беспредельность. Две стороны сообщаются между собой по горизонтали ​(туда-обратно), одновременно восходят к небесной ипостаси. Японская гармония не только неоднозначна,​ но подвижна,​ изменчива,​ сама пребывает в Пути. Неустойчивое равновесие и создает устойчивость процесса,​ в котором все самообразуется,​ в стремлении к свободе самозавершается. Может быть, японцы более, чем кто-либо сумели реализовать это свойство Пути: с одной стороны,​ уравновесить разное,​ избежать односторонности,​ с другой - не останавливаться на одном, двигаться в естественном ритме, чтобы не выпасть из Бытия. Соединяя два в одно, сохраняли целое, соединяли не намертво,​ а предоставляя одному естественным образом соприкасаться с другим.
  
-Собственно,​ понимание Гармонии таково,​ каково понимание Пути, олицетворяющего единство покоя-движения. В явленном мире все пребывает в двустороннем движении ​/туда-обратно,​ обратимом- по типу эха, резонанса. Этот живой ритм пытался уловить художник,​ но не останавливался на нем, зная, что Истина пребывает в покое, в невидимом мире, - движение к ней необратимо. Только тогда создашь бессмертное произведение искусства,​ когда увидишь невидимое,​ как говорил о том Нисида Китаро:​ “Конечно,​ в ярчайшем развитии западной культуры,​ которая воспринимает форму как Бытие и верит в созидание Добра, немало того, что заслуживает уважения и чему нам стоит поучиться у них. Но не скрыто ли в основе восточной культуры,​ доведенной нашими предками за прошедшие тысячелетия до совершенства,​ стремление видеть форму бесформенного,​ слышать голос беззвучного?​ Наша душа постоянно стремится к этому, и я хотел бы создать философию,​ отвечающую этому стремлению”[16].+Собственно,​ понимание Гармонии таково,​ каково понимание Пути, олицетворяющего единство покоя-движения. В явленном мире все пребывает в двустороннем движении ​(туда-обратно,​ обратимом- по типу эха, резонанса. Этот живой ритм пытался уловить художник,​ но не останавливался на нем, зная, что Истина пребывает в покое, в невидимом мире, - движение к ней необратимо. Только тогда создашь бессмертное произведение искусства,​ когда увидишь невидимое,​ как говорил о том Нисида Китаро:​ “Конечно,​ в ярчайшем развитии западной культуры,​ которая воспринимает форму как Бытие и верит в созидание Добра, немало того, что заслуживает уважения и чему нам стоит поучиться у них. Но не скрыто ли в основе восточной культуры,​ доведенной нашими предками за прошедшие тысячелетия до совершенства,​ стремление видеть форму бесформенного,​ слышать голос беззвучного?​ Наша душа постоянно стремится к этому, и я хотел бы создать философию,​ отвечающую этому стремлению”[16].
  
-Назначение Гармонии - не нарушить дыхание Целого. Целое же не вытягивается в линию, в причинно-следственный ряд, не располагает к дискурсивному мышлению,​ к методу анализа и синтеза. И закон причинности интравертен:​ причина и следствие присутствуют друг в друге, самопорождаются,​ или “пусты” в том смысле,​ что ничем внешним не обусловлены. Учитель Кобо Дайси ​/Кукай, 774-835/, основатель буддизма Сингон,​ не утративший связь с синтоистской верой, приводит в трактате “Становление буддой в этом теле” слова из Махавайрочана сутры и комментирует их:+Назначение Гармонии - не нарушить дыхание Целого. Целое же не вытягивается в линию, в причинно-следственный ряд, не располагает к дискурсивному мышлению,​ к методу анализа и синтеза. И закон причинности интравертен:​ причина и следствие присутствуют друг в друге, самопорождаются,​ или “пусты” в том смысле,​ что ничем внешним не обусловлены. Учитель Кобо Дайси ​(Кукай, 774-835), основатель буддизма Сингон,​ не утративший связь с синтоистской верой, приводит в трактате “Становление буддой в этом теле” слова из Махавайрочана сутры и комментирует их:
  
-“Веселящиеся,​ жаждущие причин и следствий,​ Эти глупцы не могут знать мантру и сущность мантры. В чем причина этого? Поскольку истолковано,​ что причина не создает ​/следствия/, Следствие не произведенно. Эта причина совершенно пуста. Что же может быть следствием?​+“Веселящиеся,​ жаждущие причин и следствий,​ Эти глупцы не могут знать мантру и сущность мантры. В чем причина этого? Поскольку истолковано,​ что причина не создает ​(следствия), Следствие не произведенно. Эта причина совершенно пуста. Что же может быть следствием?​
  
-...В изложенных выше строках:​ “я постиг исходную нерожденность”;​ “далеко отстранился от причин и следствий”;​ “все дхармы исходно непроизведенны”;​ “/хотя естьпричины и кармы, они подобны пустому небу, - подробно изложено значение исходного обладания Природой Дхармы”[17].+...В изложенных выше строках:​ “я постиг исходную нерожденность”;​ “далеко отстранился от причин и следствий”;​ “все дхармы исходно непроизведенны”;​ “(хотя естьпричины и кармы, они подобны пустому небу, - подробно изложено значение исходного обладания Природой Дхармы”[17].
  
-/Думаю, что для понимания таких текстов нужно не только знание буддизма,​ но уметь переключиться в иную логическую систему/. Круг пуст, не имеет причины,​ стало быть, не возникает и не исчезает. В этом особенность понимания закона причинности при недуальной модели мира: причина и следствие недвойственны,​ неотделимы одно от другого ​/фуни - недва/. Целостность никак не “сумма частей”,​ достигается не внешним соединением одного с другим,​ а их внутренним сопряжением,​ способностью сущего к сердечному отклику,​ резонансу.+Думаю, что для понимания таких текстов нужно не только знание буддизма,​ но уметь переключиться в иную логическую систему). Круг пуст, не имеет причины,​ стало быть, не возникает и не исчезает. В этом особенность понимания закона причинности при недуальной модели мира: причина и следствие недвойственны,​ неотделимы одно от другого ​(фуни - недва). Целостность никак не “сумма частей”,​ достигается не внешним соединением одного с другим,​ а их внутренним сопряжением,​ способностью сущего к сердечному отклику,​ резонансу.
  
-Этот тип встречной связи - “одно во всем и все в одном” - олицетворяет,​ например,​ поэзия рэнга. По словам мастера Нидзё Ёсимото ​/1320-1388/: “Если вникните в форму рэнга, то увидите,​ что один стих продолжает другой,​ отражая великое разнообразие вещей: одно процветает,​ другое увядает,​ одно светится радостью,​ другое омрачается печалью,​ но все существует рядом друг с другом,​ все пребывает в движении. Это и есть Путь”[18].+Этот тип встречной связи - “одно во всем и все в одном” - олицетворяет,​ например,​ поэзия ​[[ренга|рэнга]]. По словам мастера Нидзё Ёсимото ​(1320-1388): “Если вникните в форму рэнга, то увидите,​ что один стих продолжает другой,​ отражая великое разнообразие вещей: одно процветает,​ другое увядает,​ одно светится радостью,​ другое омрачается печалью,​ но все существует рядом друг с другом,​ все пребывает в движении. Это и есть Путь”[18].
  
-Рэнга составляется разными поэтами,​ сумевшими проникнуться чувствами друг друга. Первый поэт сочиняет хокку ​/трехстишие/, следующий присоединяет двустишие,​ так чтобы вместе они образовали танку-пятистишие. Танка существует и сама по себе, и в едином поле всей стихотворной “цепи”,​ дает начало следующей импровизации,​ одновременно присутствуя и в предыдущих и в последующих стихах. Поэту важно не столько донести свои чувства,​ сколько услышать другого. Говоря словами мастера Соги ​/1421-1502/: “сущность рэнга состоит в том, чтобы дать душу тому, что не имеет души, дать речь тому, что не может говорить”[19].+Рэнга составляется разными поэтами,​ сумевшими проникнуться чувствами друг друга. Первый поэт сочиняет ​[[хокку]] (трехстишие), следующий присоединяет двустишие,​ так чтобы вместе они образовали танку-пятистишие. Танка существует и сама по себе, и в едином поле всей стихотворной “цепи”,​ дает начало следующей импровизации,​ одновременно присутствуя и в предыдущих и в последующих стихах. Поэту важно не столько донести свои чувства,​ сколько услышать другого. Говоря словами мастера Соги ​(1421-1502): “сущность рэнга состоит в том, чтобы дать душу тому, что не имеет души, дать речь тому, что не может говорить”[19].
  
-Лишь целое, завершенное,​ имея душу, может откликаться другой душе, всему миру; следует Пути или закону Неизменного в Изменчивом ​/фуэки-рюко/. По словам Мацуо Басё: “Без Неизменного нет Основы. Без Изменчивого нет обновления”. Лишь в единстве того и другого рождается искусство и продолжается жизнь, но именно Неизменное,​ извечное придает ей смысл. Все произрастает на этой Основе,​ но, произрастая,​ возвращает ей силы.+Лишь целое, завершенное,​ имея душу, может откликаться другой душе, всему миру; следует Пути или закону Неизменного в Изменчивом ​([[фуэки-рюко]]). По словам ​[[мацуо-басё|Мацуо Басё]]: “Без Неизменного нет Основы. Без Изменчивого нет обновления”. Лишь в единстве того и другого рождается искусство и продолжается жизнь, но именно Неизменное,​ извечное придает ей смысл. Все произрастает на этой Основе,​ но, произрастая,​ возвращает ей силы.
  
-Собственно,​ в этом сущность религиозного сознания,​ синергии:​ соединение двух энергий,​ небесной,​ божественной и земной,​ человеческой,​ - обожение сущего. Святые переживали встречу с Богом в глубинном молчании ​/исихазм/, стяжанием благодати. Японские мастера сообщались с богами тончайшими приёмами ритуального искусства,​ добиваясь его завершенности и открытости другому,​ - того самого оптимального типа связи - неслиянного и нераздельного единства. Это и позволяло не отпадать от Основы,​ сохранять связь Земли с Небом, прошлого с настоящим,​ и уповать на это прошлое,​ как истинно- прекрасное.+Собственно,​ в этом сущность религиозного сознания,​ синергии:​ соединение двух энергий,​ небесной,​ божественной и земной,​ человеческой,​ - обожение сущего. Святые переживали встречу с Богом в глубинном молчании ​(исихазм), стяжанием благодати. Японские мастера сообщались с богами тончайшими приёмами ритуального искусства,​ добиваясь его завершенности и открытости другому,​ - того самого оптимального типа связи - неслиянного и нераздельного единства. Это и позволяло не отпадать от Основы,​ сохранять связь Земли с Небом, прошлого с настоящим,​ и уповать на это прошлое,​ как истинно- прекрасное.
  
-Гибкий,​ нелинейный тип связи отвечал видению мира, творчество воспринималось как не-творчество,​ а проявление того, что уже есть, пребывает в Небытии ​/Му/. Потому их метод можно назвать Недеянием,​ невмешательством в естественный ход событий,​ - то, что китайцы называют увэй. Совершенное Недеяние не случайно сравнивают с Нирваной,​ блаженным покоем,​ когда все заверешено,​ обретает полноту,​ “тело будды” ​/дхарма-кая/, или соединяется с Творческим Духом ​/Дзока/, о котором говорил Басё. И японцы понимают творчество как не-творчество,​ а спонтанность,​ следование Пути. Но не в традиции японцев давать отдельным явлениям общие названия. Они мыслят конкретно,​ языком образа. Потому Сэами характеризует стили игры актеров разными Цветами:​ “временным”,​ “увядшим” или “Истинным Цветком” ​/Макото-но хана/. И это объясняется стремлением не возводить границ,​ не отделять явление искусства от явления Природы. Потому и прозу называют словом “дзуйхицу” - “следовать кисти”. Кисть сама по себе выводит письмена,​ пишущий лишь следует ей, - духу кисти. И это не только название жанра, которому положили начало знаменитые “Записки у изголовья” Сэй Сёнагон ​/966-1017/, это свойство японской культуры,​ суть художественного метода:​ +Гибкий,​ нелинейный тип связи отвечал видению мира, творчество воспринималось как не-творчество,​ а проявление того, что уже есть, пребывает в Небытии ​(Му). Потому их метод можно назвать Недеянием,​ невмешательством в естественный ход событий,​ - то, что китайцы называют увэй. Совершенное Недеяние не случайно сравнивают с Нирваной,​ блаженным покоем,​ когда все заверешено,​ обретает полноту,​ “тело будды” ​(дхарма-кая), или соединяется с Творческим Духом ​(Дзока), о котором говорил Басё. И японцы понимают творчество как не-творчество,​ а спонтанность,​ следование Пути. Но не в традиции японцев давать отдельным явлениям общие названия. Они мыслят конкретно,​ языком образа. Потому Сэами характеризует стили игры актеров разными Цветами:​ “временным”,​ “увядшим” или “Истинным Цветком” ​(Макото-но хана). И это объясняется стремлением не возводить границ,​ не отделять явление искусства от явления Природы. Потому и прозу называют словом “дзуйхицу” - “следовать кисти”. Кисть сама по себе выводит письмена,​ пишущий лишь следует ей, - духу кисти. И это не только название жанра, которому положили начало знаменитые “Записки у изголовья” Сэй Сёнагон ​(966-1017), это свойство японской культуры,​ суть художественного метода:​ предоставить “вещи-моно” самим себе, ибо в каждой вещи есть свой дух.
-предоставить “вещи-моно” самим себе, ибо в каждой вещи есть свой дух.+
  
 Подобный взгляд на творчество можно соотнести с синергетическим подходом к Творчеству,​ попыткой его переосмысления:​ “Как вид новая парадигма знания есть Творчество... для включения субъекта в научную картину мира необходимо задать свойство однородности,​ т.е. выйти из круга антропоморфных представлений... Такими общими свойствами могли бы стать свойства эквивалентные человеческим,​ - рефлексии и интуиции,​ которыми,​ как выясняется,​ обладает природа на всех своих структурных уровнях... Творчество и есть потерянный медиатор между миром внутреннем и внешним,​ который соединит разорванные половинки нашего знания”[20]. Подобный взгляд на творчество можно соотнести с синергетическим подходом к Творчеству,​ попыткой его переосмысления:​ “Как вид новая парадигма знания есть Творчество... для включения субъекта в научную картину мира необходимо задать свойство однородности,​ т.е. выйти из круга антропоморфных представлений... Такими общими свойствами могли бы стать свойства эквивалентные человеческим,​ - рефлексии и интуиции,​ которыми,​ как выясняется,​ обладает природа на всех своих структурных уровнях... Творчество и есть потерянный медиатор между миром внутреннем и внешним,​ который соединит разорванные половинки нашего знания”[20].
  
-Поистине,​ все Пути ведут к Единому. Но, если японцы с этого начали,​ боготворя прошлое,​ почитая усердие предков,​ то Запад к этому только подходит или возвращается на новом витке к забытым истокам. В России уже в начале последнего века философы буквально восстали против распада,​ против агрессивной “линии”,​ рассекающей мир на части, объявив “Борьбу за Логос” ​/как называется книга Вл.Эрна,​ М., 1911или за единство сущего. Это, действительно,​ был бунт против линейного мышления,​ дискурсии,​ феноменализма,​ отделивших землю от Неба, человека от Бога. Они верили в наступивший разрыв линии, “прерывность”,​ дающую возможность прорыва в мир духовный,​ как об этом писал П. Флоренский и в “Обратной перспективе”,​ и в “Пифагоровых числах”:​ “С началом текущего века научное понимание претерпело сдвиг, равного которому не найти, кажется,​ на всем протяжении человеческой истории. Эти два признака суть прерывность и форма... Непрерывность изменений имеет предпосылкою отсутствие формы: такое явление не стянуть в одну сущность изнутри. Эволюционизм,​ как учение о непрерывности,​ существенно подразумевает и отрицание формы, а следовательно - индивидуальности явлений” ​/”Пифагоровы числа”/. Все работы Н.Бердяева о добытийной или изначально присущей миру Свободе и Творчестве,​ предназначенных человеку,​ делающих осмысленной его жизнь. “Свобода в положительном своем выражении и утверждении и есть творчество... Свобода не может быть рационализирована,​ она не поддается познанию рассудочными категориями,​ но в ней живет божественный разум”. И еще: “Творчество неотрывно от свободы. Лишь свободный творит. Из необходимости рождается лишь эволюция;​ творчество рождается лишь из свободы”. Часть, линейность,​ как всякая односторонность,​ не могут быть свободны:​ “Всякий творческий акт имеет универсальное,​ космическое значение”[21].+Поистине,​ все Пути ведут к Единому. Но, если японцы с этого начали,​ боготворя прошлое,​ почитая усердие предков,​ то Запад к этому только подходит или возвращается на новом витке к забытым истокам. В России уже в начале последнего века философы буквально восстали против распада,​ против агрессивной “линии”,​ рассекающей мир на части, объявив “Борьбу за Логос” ​(как называется книга Вл.Эрна,​ М., 1911или за единство сущего. Это, действительно,​ был бунт против линейного мышления,​ дискурсии,​ феноменализма,​ отделивших землю от Неба, человека от Бога. Они верили в наступивший разрыв линии, “прерывность”,​ дающую возможность прорыва в мир духовный,​ как об этом писал П. Флоренский и в “Обратной перспективе”,​ и в “Пифагоровых числах”:​ “С началом текущего века научное понимание претерпело сдвиг, равного которому не найти, кажется,​ на всем протяжении человеческой истории. Эти два признака суть прерывность и форма... Непрерывность изменений имеет предпосылкою отсутствие формы: такое явление не стянуть в одну сущность изнутри. Эволюционизм,​ как учение о непрерывности,​ существенно подразумевает и отрицание формы, а следовательно - индивидуальности явлений” ​(”Пифагоровы числа”). Все работы Н.Бердяева о добытийной или изначально присущей миру Свободе и Творчестве,​ предназначенных человеку,​ делающих осмысленной его жизнь. “Свобода в положительном своем выражении и утверждении и есть творчество... Свобода не может быть рационализирована,​ она не поддается познанию рассудочными категориями,​ но в ней живет божественный разум”. И еще: “Творчество неотрывно от свободы. Лишь свободный творит. Из необходимости рождается лишь эволюция;​ творчество рождается лишь из свободы”. Часть, линейность,​ как всякая односторонность,​ не могут быть свободны:​ “Всякий творческий акт имеет универсальное,​ космическое значение”[21].
  
-Вне свободы ничто состояться не может, все становится фикцией,​ но свобода недоступна порабощенному сознанию,​ зацикленного на противоречиях,​ когда одно угнетает другое,​ одно существует за счет другого,​ считая естественной манипуляцию с Природой посредством анализа и синтеза,​ хотя давно уже говорят о насущности целостного или синергетического подхода. Т.е. сама жизнь становится проблематичной:​ без коренного изменения сознания ничего нельзя изменить. Оно так и будет порождать рабство человека от внешнего мира и от самого себя. ​/Бердяев посвятил этому одну из своих последних книг “О рабстве и свободе человека”,​ Париж, 1939/. Тот тип сознания,​ который делает возможной свободу,​ самостановление каждой сущности,​ он назвал “сингулярным” ​/теперь бы назвали “голографическим”/.+Вне свободы ничто состояться не может, все становится фикцией,​ но свобода недоступна порабощенному сознанию,​ зацикленного на противоречиях,​ когда одно угнетает другое,​ одно существует за счет другого,​ считая естественной манипуляцию с Природой посредством анализа и синтеза,​ хотя давно уже говорят о насущности целостного или синергетического подхода. Т.е. сама жизнь становится проблематичной:​ без коренного изменения сознания ничего нельзя изменить. Оно так и будет порождать рабство человека от внешнего мира и от самого себя. ​(Бердяев посвятил этому одну из своих последних книг “О рабстве и свободе человека”,​ Париж, 1939). Тот тип сознания,​ который делает возможной свободу,​ самостановление каждой сущности,​ он назвал “сингулярным” ​(теперь бы назвали “голографическим”).
  
-Но разве не в этом суть синергетики - восстановление целостности на всех уровнях?​ И разве не то же понимание Творчества,​ как не-творчества,​ не покушения на замысел Вселенной,​ как со-участие,​ вхождение в спонтанные процессы,​ их осмысление. Субъект не только участвует в процессах,​ но и очищает себя от субъективности,​ преодолевает себя, эгоцентрический комплекс,​ что восточные мастера считают главным условием Творчества. “Кисть выполняет работу независимо от художника,​ который лишь позволяет ей двигаться,​ не напрягая свой ум. Если только логика или рефлексия встанут между кистью и бумагой,​ весь эффект пропадет... Набросок сумиэ ​/рисунок тушьюбеден по форме, по содержанию,​ беден по используемому материалу,​ и все же мы, восточные люди, чувствуем в нем присутствие некоего творческого духа, который каким-то таинственным образом парит вокруг штрихов,​ точек и разного рода теней, вибрируя,​ сообщает им ритм живого дыхания”[22].+Но разве не в этом суть синергетики - восстановление целостности на всех уровнях?​ И разве не то же понимание Творчества,​ как не-творчества,​ не покушения на замысел Вселенной,​ как со-участие,​ вхождение в спонтанные процессы,​ их осмысление. Субъект не только участвует в процессах,​ но и очищает себя от субъективности,​ преодолевает себя, эгоцентрический комплекс,​ что восточные мастера считают главным условием Творчества. “Кисть выполняет работу независимо от художника,​ который лишь позволяет ей двигаться,​ не напрягая свой ум. Если только логика или рефлексия встанут между кистью и бумагой,​ весь эффект пропадет... Набросок сумиэ ​(рисунок тушьюбеден по форме, по содержанию,​ беден по используемому материалу,​ и все же мы, восточные люди, чувствуем в нем присутствие некоего творческого духа, который каким-то таинственным образом парит вокруг штрихов,​ точек и разного рода теней, вибрируя,​ сообщает им ритм живого дыхания”[22].
  
 Но это не безучастие,​ не безличностное мировоззрение,​ как принято думать,​ это именно преодоление себя неистинного,​ того, что мешает проявиться истинному Я, которое неповторимо и всеобще. “Когда кто-то достигает состояния “не-я”,​ “не-думания”,​ значит,​ он проникает в подсознание... Исчезает чувство,​ что именно я это делаю. Ощущение собственного “я” - главное препятствие для творчества... состояние самозабвения,​ недеяния приводит к высшим достижениям в искусстве”[23]. И в этом трудно усомниться,​ зная, как творили все гении. Но это не безучастие,​ не безличностное мировоззрение,​ как принято думать,​ это именно преодоление себя неистинного,​ того, что мешает проявиться истинному Я, которое неповторимо и всеобще. “Когда кто-то достигает состояния “не-я”,​ “не-думания”,​ значит,​ он проникает в подсознание... Исчезает чувство,​ что именно я это делаю. Ощущение собственного “я” - главное препятствие для творчества... состояние самозабвения,​ недеяния приводит к высшим достижениям в искусстве”[23]. И в этом трудно усомниться,​ зная, как творили все гении.
  
-Нельзя в связи с этим не сказать несколько слов о национальной психологии японцев,​ так называемой “групповой логике”. Если целостность имманентна сущему,​ то откуда взяться психологии “части”,​ которая всегда в подчинении,​ себе не принадлежит,​ будь-то грамматическая частица,​ будь-то человек или народ. Вся культура японцев свидетельствует о неприятии “части”,​ чем и привлекает тех, кто ищет свободу,​ хотя бы в сфере искусства. Когда японец называет себя “дзибун” - “я” ​/дзи - сам, бун - доля/, это еще не значит,​ что он ощущает себя частицей чего-то ​/общества или фирмы/. это значит,​ что он не отделяет себя от остального мира, от самого себя. ​/В жизни, конечно,​ все сложнее,​ но я веду речь об идеальной модели/. “Бун” - значит быть причастным целому,​ не теряя собственной целостности. Такое самоощущение возможно,​ если есть представление о едином духовном поле или едином “теле государства” ​/кокутай/. Можно понять и так: “я”, явленное,​ есть лишь проявление извечного Я, т.е. “я”, которое живет сейчас,​ есть временное выражение того, кто жил когда-то и будет жить потом. О содержании этого слова “бун” свидетельствует,​ например,​ синтоистский ритуал “бунрэй” ​/букв. “деление духа” или души- тама/, когда священная реликвия синтай ​/тело богапереносится в другое место. При этом сила божества не только не убывает,​ но возрастает,​ как пишет об этом знаток Японии Г.Е. Светлов:​ “Считалось,​ что митама - божественный дух обладает способностью разделяться таким образом,​ что оставаясь в прежнем синтай,​ он одновременно переходит в другой священный предмет,​ который становится синтай другого святилища. При этом прежний синтай ни на йоту не утрачивает своей магической силы, а в целом могущество “божественного духа” лишь возрастает. Такое представление - бунрэй (разделение духа) позволяет создавать множество святилищ одним и тем же божествам”[24]. Можно сказать,​ это свойство японского мышления:​ от повтора сила образа не только не убывает,​ но возрастает.+Нельзя в связи с этим не сказать несколько слов о национальной психологии японцев,​ так называемой “групповой логике”. Если целостность имманентна сущему,​ то откуда взяться психологии “части”,​ которая всегда в подчинении,​ себе не принадлежит,​ будь-то грамматическая частица,​ будь-то человек или народ. Вся культура японцев свидетельствует о неприятии “части”,​ чем и привлекает тех, кто ищет свободу,​ хотя бы в сфере искусства. Когда японец называет себя “дзибун” - “я” ​(дзи - сам, бун - доля), это еще не значит,​ что он ощущает себя частицей чего-то ​(общества или фирмы). это значит,​ что он не отделяет себя от остального мира, от самого себя. ​(В жизни, конечно,​ все сложнее,​ но я веду речь об идеальной модели). “Бун” - значит быть причастным целому,​ не теряя собственной целостности. Такое самоощущение возможно,​ если есть представление о едином духовном поле или едином “теле государства” ​(кокутай). Можно понять и так: “я”, явленное,​ есть лишь проявление извечного Я, т.е. “я”, которое живет сейчас,​ есть временное выражение того, кто жил когда-то и будет жить потом. О содержании этого слова “бун” свидетельствует,​ например,​ синтоистский ритуал “бунрэй” ​(букв. “деление духа” или души- тама), когда священная реликвия синтай ​(тело богапереносится в другое место. При этом сила божества не только не убывает,​ но возрастает,​ как пишет об этом знаток Японии Г.Е. Светлов:​ “Считалось,​ что митама - божественный дух обладает способностью разделяться таким образом,​ что оставаясь в прежнем синтай,​ он одновременно переходит в другой священный предмет,​ который становится синтай другого святилища. При этом прежний синтай ни на йоту не утрачивает своей магической силы, а в целом могущество “божественного духа” лишь возрастает. Такое представление - бунрэй (разделение духа) позволяет создавать множество святилищ одним и тем же божествам”[24]. Можно сказать,​ это свойство японского мышления:​ от повтора сила образа не только не убывает,​ но возрастает.
  
-Нисида Китаро фактически говорит о том же: “Индивид есть непосредственное отражение абсолютной творческой,​ универсальной силы. В свою очередь,​ он сам творчески движется. Другими словами,​ творение,​ хотя отлично от единого Творца,​ составляет с Ним единое целое. Это является основным законом сущего”[25]. А дзэнский поэт Иккю ​/1394-1481выразит это по- своему:​+Нисида Китаро фактически говорит о том же: “Индивид есть непосредственное отражение абсолютной творческой,​ универсальной силы. В свою очередь,​ он сам творчески движется. Другими словами,​ творение,​ хотя отлично от единого Творца,​ составляет с Ним единое целое. Это является основным законом сущего”[25]. А дзэнский поэт Иккю ​(1394-1481выразит это по-своему:​
  
 Как чудесен,​ Божественен Дух человека! Наполняя весь мир, входит в каждую песчинку. Как чудесен,​ Божественен Дух человека! Наполняя весь мир, входит в каждую песчинку.
  
 +Наконец,​ о сакральной частице “но”, напоминающей виток спирали,​ наследуя способность магатама соединять все между собой особым типом связи - резонирующим взаимодействием. Когда Нобелевский лауреат Кавабата Ясунари назовет свою речь “Уцукусий Нихон-но ватакуси” (что я перевела как “Красотой Японии рожденный”),​ он хочет сказать:​ “я таков, потому что такова прекрасная Япония”. Одно в другом,​ одно порождает другое,​ - встречная связь. И когда лауреат 1994 года, Оэ Кэндзабуро,​ как бы возражая Кавабата,​ назовет свою Нобелевскую речь “Аймай- на Нихон-но ватакуси” (”Неоднозначной Японией рожденный”,​ т.е. Япония не только прекрасна,​ но очень разная) он все же сохранит ту же традиционную связь, олицетворяемую частицей “но”, хотя и хочет сказать:​ я таков, какова нынешняя Япония,​ утратившая после переворота Мэйдзи (1868-1911) свою идентичность. Но есть то, что в японском мышлении остается неизменным:​ тип связи одного с другим.
  
-Наконецо сакральной частице “но”, ​напоминающей виток спиралинаследуя способность ​магатама соединять все между ​собой особым типом связи - резонирующим взаимодействием. Когда Нобелевский лауреат Кавабата Ясунари назовет свою ​речь “Уцукусий Нихон-но ватакуси” /что я перевела как “Красотой Японии рожденный”/, он хочет сказать:​ “я таков, потому что такова прекрасная Япония”. Одно в другом, одно порождает другое, - встречная связь. И когда лауреат 1994 года, Оэ Кэндзабурокак ​бы возражая Кавабата, назовет свою Нобелевскую речь “Аймай- ​на Нихон-но ватакуси” /”Неоднозначной ​Японией рожденный”,​ т.е. Япония не только прекраснано очень ​разная/ он все же сохранит ту же традиционную связь, олицетворяемую частицей “но”, хотя ​и хочет сказать: я таковкакова нынешняя Япония, ​утратившая ​после переворота Мэйдзи /1868-1911/ свою ​идентичность. Но есть то, что в японском мышлении остается ​неизменнымтип связи одного с другим.+Итак, к истинной ​Свободе ​идут разными путями. Одни идут к ней через ​математический символ: “Сущность математики в свободе” - скажет Кантор инаверное, доступная математике свобода позволила ей выжитьчего не удалось в середине века ​другим наукам), ​другие идут своим Путем, но идут неизбежно. И как ​это ни покажется парадоксальным (Истина только просветленному не кажется парадоксом), Япония к свободе ​шла через ​поэзию, достигая Великого Предела в “изначальном образе” хайку. Поистине“Дух дышит, где ​хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходиттак бывает ​со всяким, рожденным ​от Духа” (Ин., 3, 8).
  
-Итак, к истинной Свободе идут разными путями. Одни идут к ней через математический символ:​ “Сущность математики в свободе” - скажет Кантор / и, наверное,​ доступная математике свобода позволила ей выжить,​ чего не удалось в середине века другим наукам/,​ другие идут своим ​Путем, но идут неизбежно. ​И как это ни покажется парадоксальным /Истина только просветленному не кажется парадоксом/, ​Япония к свободе шла через поэзию,​ достигая Великого Предела в “изначальном образе” хайку. Поистине,​ “Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь,​ а не знаешь,​ откуда приходит и куда уходит:​ так бывает со всяким,​ рожденным от Духа” /Ин., 3, 8/.+=== ПРИМЕЧАНИЯ ===
  
-ПРИМЕЧАНИЯ +[1]. “Кодзики”)священный текст японцев), Спб. 1994, 1-й свиток,​ с.314.
- +
-[1]. “Кодзики”/священный текст японцев/, Спб. 1994, 1-й свиток,​ с.314.+
  
 [2]. Утимура Кандзо. ПСС в 40-а тт., Токио, 1984, т.8, с. 129. [2]. Утимура Кандзо. ПСС в 40-а тт., Токио, 1984, т.8, с. 129.
Строка 128: Строка 124:
 [6]. Цит. по: С.Г.Елисеев и мировое японоведение. М., 2000, с. 71. [6]. Цит. по: С.Г.Елисеев и мировое японоведение. М., 2000, с. 71.
  
-[7]. “Кёрайсё” ​/”Записки Кёрай” - ученика Басё/, Токио, 1971, с. 104.+[7]. “Кёрайсё” ​(”Записки Кёрай” - ученика Басё), Токио, 1971, с. 104.
  
 [8]. Zen Buddhism. Selected Writings of D. T. Suzuki. N. Y. 1956, р.280. [8]. Zen Buddhism. Selected Writings of D. T. Suzuki. N. Y. 1956, р.280.
Строка 141: Строка 137:
 [12]. “Кодзики”. Свиток 1-й, с. 33. Перевод Е.М.Пинус. [12]. “Кодзики”. Свиток 1-й, с. 33. Перевод Е.М.Пинус.
  
-[13]. В “Нихонги” ​/”Анналы Японии”,​ 720г.говорится о подношении магатама императору Тюай ​/192-200/: “чтобы государь правил миром так же гибко, как изгибается эта яшма”.+[13]. В “Нихонги” ​(”Анналы Японии”,​ 720г.говорится о подношении магатама императору Тюай ​(192-200): “чтобы государь правил миром так же гибко, как изгибается эта яшма”.
  
 [14]. В наше время форму “магатама” сравнивают с “запятой”,​ в которой менее всего нуждалась японская письменность,​ воплотившая идею неразрывности единого поля и единичного знака. Японцы довольно поздно ввели запятую,​ когда стали развиваться отношения с иностранцами,​ - чтобы облегчить восприятие иероглифического текста. [14]. В наше время форму “магатама” сравнивают с “запятой”,​ в которой менее всего нуждалась японская письменность,​ воплотившая идею неразрывности единого поля и единичного знака. Японцы довольно поздно ввели запятую,​ когда стали развиваться отношения с иностранцами,​ - чтобы облегчить восприятие иероглифического текста.
  
-[15]. Не имея представления о значении этого символа,​ я интуитивно,​ предложила эту эмблему для обложки “Японской художественной традиции”/М., 1979/.И как тут не поверить в провидение?​+[15]. Не имея представления о значении этого символа,​ я интуитивно,​ предложила эту эмблему для обложки “Японской художественной традиции”)М., 1979).И как тут не поверить в провидение?​
  
 [16]. Нисида Китаро. Полн. собр. соч., т.1, Токио, 1948, с. 6. [16]. Нисида Китаро. Полн. собр. соч., т.1, Токио, 1948, с. 6.
Строка 171: Строка 167:
  
  
-4. Самовозникновение хайку+==== 4. Самовозникновение хайку ​====
  
 +Как ни покажется странным,​ хайку и синергетика вещи одного порядка,​ одного темпомира,​ появляющиеся на грани Великого Предела (кит. Тайцзи)[1],​ чтобы приостановить одностороннее движение,​ увлекающее человека в бездну (“Бездна бездну призывает”). Естественно,​ такой взгляд возможен при целостном или синергетическом подходе,​ когда сопоставляются не внешние признаки,​ а внутренняя суть. Закон един, говорят мудрецы древности,​ формы его проявления различны.
  
-Как ни покажется страннымхайку и синергетика вещи одного порядка, одного темпомирапоявляющиеся на грани Великого Предела /кит. Тайцзи/​[1]чтобы приостановить одностороннее движениеувлекающее человека в бездну (“Бездна бездну призывает”). Естественно, такой взгляд ​возможен при целостном или ​синергетическом подходе, ​когда сопоставляются ​не внешние ​признаки, а внутренняя сутьЗакон един, говорят мудрецы древностиформы его проявления ​различны.+К концу ХХ века наука ​подошла ​к признанию абсолютной Истины, высшей Необходимости, которая ​не только не противоречит свободе, но делает ее неизбежной. На Востоке это называют Путемкоторый человек ​не в состоянии обойти, изменитьно может действовать в согласии с ним ​на свое же благо. Я уже говорила, что ​искусство для японцев прежде всего - Путь. Но не только искусствосам ​образ жизни обусловлен верой в Путь богов (Синто), в Путь самураев (Бусидо). Значит, есть нечто, что позволяет разное объединить в одно. Каков ​бы ни был Путь, есть то, что в нем извечно. И нет того в синергетике, что не нашло бы подтверждения в учении ​о Пути. Прежде всегоэто преодоление дуализма, противопоставления одного другому,​ превращение ​“двоицы” в “троицу”. Путь есть процесс становления, встречи двух сторонустремленных к Единому. В момент Великого предела две стороны успокаиваются, навремя сворачиваются друг в друга, в изначальный зародыш - для ​рождения ​нового качестванового вектора Жизни.
  
-К концу ХХ века наука подошла к признанию абсолютной Истины,​ высшей Необходимости,​ которая не только не противоречит свободе,​ но делает ее неизбежной. На Востоке это называют Путем, который человек не в состоянии обойти,​ изменить,​ но может действовать в согласии с ним на свое же благо. Я уже говорила,​ что искусство для японцев прежде всего - Путь. Но не только искусство,​ сам образ жизни обусловлен верой в Путь богов /​Синто/,​ в Путь самураев /​Бусидо/​. Значит,​ есть нечто, что позволяет разное объединить в одно. Каков бы ни был Путь, есть то, что в нем извечно. И нет того в синергетике,​ что не нашло бы подтверждения в учении о Пути. Прежде всего, это преодоление дуализма,​ противопоставления одного другому,​ превращение “двоицы” в “троицу”. Путь есть процесс становления,​ встречи двух сторон,​ устремленных к Единому. В момент Великого предела две стороны успокаиваются,​ навремя сворачиваются друг в друга, в изначальный зародыш - для рождения нового качества,​ нового вектора Жизни. +Может быть, устав от периодического самоотрицания,​ наука стала склоняться к Единому,​ к признанию изначальной непротиворечивости сущего,​ - его открытости,​ многомерности. Ученые называют синергетику “наукой о целостности мира” ​(С.П.Курдюмов), но, главное,​ само целое переосмысливается как сингулярное,​ “точечное”. Каждая точка зависит не от соседней,​ а, скажем,​ от провидения,​ или Пути, или предоставлена самой себе, самоорганизуется. Так, исторические фазы “складываются в экспоненциальное развитие (на самом деле это гиперболическое развитие,​ режим с обострением),​ которое предполагает переход к вертикальной линии или, вернее,​ к точке - так называемой сингулярности... Вертикальная линия на графике равносильна переходу в бесконечность. В применении к истории понятие “бесконечности” лишено смысла”[2]. Ну, а в применении к хайку или театру Но не лишено. Говорил же Сэами: “Есть предел человеческой жизни, но нет предела Но”. А Эзра Паунд скажет:​ “Япония создала не только хокку, но и театр Но. Лучшие пьесы состоят из одного образа,​ или вся она стянута к одному образу;​ движение и музыка лишь подчеркивают ее целостность”[3].
- +
-Может быть, устав от периодического самоотрицания,​ наука стала склоняться к Единому,​ к признанию изначальной непротиворечивости сущего,​ - его открытости,​ многомерности. Ученые называют синергетику “наукой о целостности мира” ​/С.П.Курдюмов/, но, главное,​ само целое переосмысливается как сингулярное,​ “точечное”. Каждая точка зависит не от соседней,​ а, скажем,​ от провидения,​ или Пути, или предоставлена самой себе, самоорганизуется. Так, исторические фазы “складываются в экспоненциальное развитие (на самом деле это гиперболическое развитие,​ режим с обострением),​ которое предполагает переход к вертикальной линии или, вернее,​ к точке - так называемой сингулярности... Вертикальная линия на графике равносильна переходу в бесконечность. В применении к истории понятие “бесконечности” лишено смысла”[2]. Ну, а в применении к хайку или театру Но не лишено. Говорил же Сэами: “Есть предел человеческой жизни, но нет предела Но”. А Эзра Паунд скажет:​ “Япония создала не только хокку, но и театр Но. Лучшие пьесы состоят из одного образа,​ или вся она стянута к одному образу;​ движение и музыка лишь подчеркивают ее целостность”[3].+
  
 Наверное,​ действительно,​ достижение целостности,​ завершенности,​ приобщая к духу, делает вещь бессмертной. В хайку это особенно заметно:​ стягиваясь в точку, соединяет земное с небесным,​ не прибегая к трансцендированию,​ открывает нирвану в сансаре,​ дух - в любом земном существе,​ в обыденных вещах. В хайку только то, что видишь и слышишь,​ но видишь и слышишь глубинами души. Наверное,​ действительно,​ достижение целостности,​ завершенности,​ приобщая к духу, делает вещь бессмертной. В хайку это особенно заметно:​ стягиваясь в точку, соединяет земное с небесным,​ не прибегая к трансцендированию,​ открывает нирвану в сансаре,​ дух - в любом земном существе,​ в обыденных вещах. В хайку только то, что видишь и слышишь,​ но видишь и слышишь глубинами души.
  
-К форме хайку, к стяжению пространства-времени в одну точку, - ради свободного,​ непосредственного общения с тем, что окружает человека,​ японская поэзия щла неуклонно. Стремление к сжатию - уже в древней “короткой песне” - танка. Сначала цезура разделила ее на две строфы:​ верхнюю - хокку ​/17 слогови нижнюю - агэку /14 слогов/. Хокку ​/потом чаще стали называть “хайку”выделилось в самостоятельный вид поэзии,​ достигший вершины в творчестве Мацуо Басё. С вершины - поэзии стало доступно все разом. В полном покое хайку притаилась полнота жизни. Сообразуясь с Путем, сообщаясь со средой,​ земной и небесной,​ хайку пульсируют с ней в одном ритме. +К форме хайку, к стяжению пространства-времени в одну точку, - ради свободного,​ непосредственного общения с тем, что окружает человека,​ японская поэзия щла неуклонно. Стремление к сжатию - уже в древней “короткой песне” - танка. Сначала цезура разделила ее на две строфы:​ верхнюю - хокку ​(17 слогови нижнюю - [[агеку]] (14 слогов). Хокку ​(потом чаще стали называть “хайку”выделилось в самостоятельный вид поэзии,​ достигший вершины в творчестве Мацуо Басё. С вершины - поэзии стало доступно все разом. В полном покое хайку притаилась полнота жизни. Сообразуясь с Путем, сообщаясь со средой,​ земной и небесной,​ хайку пульсируют с ней в одном ритме.
- +
-На голой ветке Ворон сидит одиноко. Осенний вечер!+
  
 +<color blue>
 +На голой ветке \\ 
 +Ворон сидит одиноко.\\  ​
 +Осенний вечер!\\ ​
 +\\  </​color>​
 Здесь слова излишни,​ хотя Судзуки говорит:​ “Есть в этом одиноком вороне,​ застывшем на голой ветке, великое Над. Все вещи появляются из неведомой бездны тайны, и через каждую из них мы можем заглянуть в эту бездну. Не нужно сочинять поэму из сотни строк, чтобы дать выход чувству,​ которое возникает,​ когда заглядываешь в бездну. Когда чувства достигают высшей точки, мы замолкаем... И семнадцати слогов бывает много. Мастер Дзэн двумя-тремя словами или двумя-тремя ударами кисти может выразить свое чувство. Если он выразит их слишком полно, не останется места для намёка,​ а в намёке - вся тайна японского искусства”[4]. Здесь слова излишни,​ хотя Судзуки говорит:​ “Есть в этом одиноком вороне,​ застывшем на голой ветке, великое Над. Все вещи появляются из неведомой бездны тайны, и через каждую из них мы можем заглянуть в эту бездну. Не нужно сочинять поэму из сотни строк, чтобы дать выход чувству,​ которое возникает,​ когда заглядываешь в бездну. Когда чувства достигают высшей точки, мы замолкаем... И семнадцати слогов бывает много. Мастер Дзэн двумя-тремя словами или двумя-тремя ударами кисти может выразить свое чувство. Если он выразит их слишком полно, не останется места для намёка,​ а в намёке - вся тайна японского искусства”[4].
  
-Чем меньше сознание сосредоточено на себе, тем более расширяется,​ тем восприимчивее душа. Забывая о себе, поэт соединяется с Творческим Духом ​/Дзока/, судя по словам Басё. Если же примешается какая-то мысль, намерение,​ то исчезнет свобода,​ все пропадет,​ образ не тронет душу. Потому так и волнуют хайку современников,​ что в каждом свободно бьется свое сердце,​ перекликаясь с другим,​ приобщает к сердцу Вселенной. А говоря словами старца Сёо: “Если у Вселенной одно сердце,​ значит каждое сердце Вселенная”. В хайку есть только то, что открыто взору, но как бы “на два вершка над землей”. В абсолютной точке нет пространства-времени,​ все “здесь и сейчас”. И потому цапля, шагающая по жниву, это и вечная цапля, и вечное жниво: +Чем меньше сознание сосредоточено на себе, тем более расширяется,​ тем восприимчивее душа. Забывая о себе, поэт соединяется с Творческим Духом ​(Дзока), судя по словам Басё. Если же примешается какая-то мысль, намерение,​ то исчезнет свобода,​ все пропадет,​ образ не тронет душу. Потому так и волнуют хайку современников,​ что в каждом свободно бьется свое сердце,​ перекликаясь с другим,​ приобщает к сердцу Вселенной. А говоря словами старца Сёо: “Если у Вселенной одно сердце,​ значит каждое сердце Вселенная”. В хайку есть только то, что открыто взору, но как бы “на два вершка над землей”. В абсолютной точке нет пространства-времени,​ все “здесь и сейчас”. И потому цапля, шагающая по жниву, это и вечная цапля, и вечное жниво:
- +
-Важно ступает +
-Цапля по свежему жниву. +
-Осень в деревне. +
  
-Мгновенный образ и ощущение вечного присутствия. Неравновесность,​ снимающая пределы, ​уже в самой форме хайку, в асимметрии слогов /5-7-5/, в пружинном ритме слов. Завершенность, центрированность,​ замкнутость на себе, и открытость всему миру. Все находит свою ​полноту, обходя словесные ​преграды. Хайку рождаются вдруг, мгновенно, спонтанно:​ как дровосек валит дерево,​ разрезают арбуз, или откусывают кусок спелой груши, - говорит Басё. Истинное хайку рождается в момент Сатори-Озарения,​ как вспышка молнии,​ вдруг озарившая землю. “Раскрывается цветок ума”, поэт остается один на один с тем, что ​видит, - никакое “я” не стоит на путиПоэт Дохо, ученик Басё, вспоминает слова учителя:​ “Учитесь сосне у сосны, бамбуку - у бамбука. Истину не увидишь, если будешь следовать за собой. “Учиться”,​ значит погрузиться в то, что видишь, ощутить ​его еле уловимую жизнь, проникнуться ​его душой. Тогда стихотворение родится само собой”[5]. И еще: “Нужно любить то, о чем пишешь” - поучал Басё Кёрая.+<color blue> 
 +Важно ступает\\  
 +Цапля по свежему ​жниву.\\  
 +Осень в деревне.\\  
 +\\ </​color>​
  
-Достигшее полноты, соприкасается ​с духом; соприкасаясь с духом, становится свободным; становясь свободным, становится ​милосерднымот почему синергетика не может ​не иметь нравственного ​измерения/В “состоянии хайку” пробуждается чуткость к любой малости ​в Природек цикаде, мотыльку, замерзшему трепангу, ​к камелии, роняющей росу как слезы.+Мгновенный образ ​и ощущение вечного присутствия. Неравновесность, снимающая пределы, ​уже в самой форме хайкув асимметрии слогов (5-7-5), в пружинном ритме слов. Завершенность, центрированность, замкнутость на себе, и открытость всему миру. Все ​находит свою полноту,​ обходя словесные преграды. Хайку рождаются вдруг, мгновенно, ​спонтанно: как дровосек валит дерево, разрезают арбуз, ​или откусывают кусок спелой груши, - говорит Басё. Истинное хайку рождается в момент Сатори-Озарения, как вспышка молнии, вдруг озарившая землю. “Раскрывается цветок умапоэт остается ​один на один с тем, ​что ​видит, - никакое “я” не стоит на пути. Поэт Дохо, ученик Басёвспоминает слова учителя: “Учитесь сосне ​у сосныбамбуку - у бамбука. Истину не увидишь, если будешь следовать за собой. “Учиться”,​ значит погрузиться в точто видишь,​ ощутить его ​еле уловимую жизньпроникнуться его душой. Тогда стихотворение ​родится ​само собой”[5]. И еще: “Нужно ​любить то, о чем пишешь” - поучал Басё Кёрая.
  
-Пестик из дерева, +Достигшее полноты,​ соприкасается с духом; соприкасаясь с духомстановится свободным; становясь свободным,​ становится милосердным. (Вот почему синергетика не может не иметь нравственного измерения). В “состоянии хайку” пробуждается чуткость к любой малости в Природе,​ к цикаде, мотыльку,​ замерзшему трепангу,​ к камелии, роняющей росу как слезы.
-Был ли он сливой когда-то+
-Был ли камелией?+
  
 +<color blue>
 +Пестик из дерева,​\\ ​
 +Был ли он сливой когда-то?​\\ ​
 +Был ли камелией?​\\ ​
 +\\ </​color>​
  
-Потому стиль Басё называют “саби” - “просветленным одиночеством” ​/”вивикта дхарма”/: когда душа не обременена ничем посторонним,​ не может не сострадать. Само одиночество становится блаженством:​ “Птица уединения,​ наполни меня одиночеством! Я был необъяснимо счастлив” - вспоминает Басё свое путешествие по горным тропам.+Потому стиль Басё называют “[[саби]]” - “просветленным одиночеством” ​(”вивикта дхарма”): когда душа не обременена ничем посторонним,​ не может не сострадать. Само одиночество становится блаженством:​ “Птица уединения,​ наполни меня одиночеством! Я был необъяснимо счастлив” - вспоминает Басё свое путешествие по горным тропам.
  
 Саби еще означает что-то печальное,​ грустное,​ - не только в метафизическом смысле,​ но в самом обыденном. “Саби - это эмоциональная окраска стиха. Не обязательно давать сцену одиночества. Если человек,​ отправляясь на поле брани, одевает тяжелые доспехи,​ или, собираясь в гости, наряжается в яркие одежды,​ а человек этот не молод, то есть в этом что-то печальное. Саби вроде этого”[6]. Саби еще означает что-то печальное,​ грустное,​ - не только в метафизическом смысле,​ но в самом обыденном. “Саби - это эмоциональная окраска стиха. Не обязательно давать сцену одиночества. Если человек,​ отправляясь на поле брани, одевает тяжелые доспехи,​ или, собираясь в гости, наряжается в яркие одежды,​ а человек этот не молод, то есть в этом что-то печальное. Саби вроде этого”[6].
  
 +Есть в этой привычке не называть вещи прямо, а исподволь,​ иносказательно,​ чтобы не задеть чувствительное сердце,​ душевная деликатность. “Прекрасное не в том, чтобы говорить о прекрасном”,​ - увещевает Басё, - его нужно домыслить,​ дочувствовать. Оттого поэтика [[ёдзё]] (сверх-чувство) становится главной в японском искустве. И такой прием, как [[сиори]] (гибкость),​ служит тому же: не задеть ненароком чувства человека. Сиори рождает жалость,​ - говорит Кёрай, - не называя вещи прямо: “Сиори - это ёдзё, то, что заставляет сострадать другому”[7]. (Недаром магатама полуизогнутой формы, олицетворяя гибкий тип связи, символизирует милосердие,​ сострадание:​ все соединяется между собой не принуждением,​ силой, а чуткостью,​ откликом).
  
-Есть в этой привычке ​не называть вещи прямо, а исподволь, иносказательно, чтобы не задеть чувствительное сердце,​ душевная деликатность. “Прекрасное не в томчтобы говорить о прекрасном”, - увещевает ​Басё, - его нужно домыслить, дочувствовать. Оттого поэтика ёдзё /сверх-чувствостановится главной в японском искустве. И такой прием, как сиори /гибкость/,​ служит тому же: не задеть ненароком ​чувства человека. Сиори ​рождает жалость, - говорит Кёрай, - не называя вещи прямо: “Сиори - это ёдзё, то, что заставляет сострадать другому[7]/Недаром магатама полуизогнутой формы, олицетворяя гибкий тип связи, символизирует милосердие, ​сострадание: все соединяется ​между собой ​не принуждением, силой, а чуткостью, откликом/​.+Наконец, в хайку ​в своей полноте ​явлена Истина-Макотокрасота душикоторая спасает мир. Потому и называют ​ее “Истиной Красоты” (Фуга-но Макото), пробуждающей чувство всеродства - “одно во всем и все в одном”. ​И потому волнуют хайку современников:
  
-Наконец, ​в хайку в своей полноте ​явлена ​Истина-Макото,​ красота душикоторая спасает ​мир. Потому и называют ​ее “Истиной Красоты” ​/​Фуга-но Макото/, пробуждающей чувство ​всеродства одно во всем и все в одном. И потому ​волнуют хайку современников:+“Макото - это животворящая идея ​космоса, которая ​проходит через настоящее ​и заключает в себе вечное. ​Макото ​- это основана которой возникают все законы, источник Небесного Пути. Так можно объяснить фуга-но макото Басё и познать законы души хайку” - пишет в своей книге о Басё Ота Мидзухо[8]. Потому и называют “Истиной Красоты”, что здесь все ​пары встречаются, ​“все ​берега сходятся” (по Достоевскому). Само “изменчивое” (рюко) становится Неизменным (Фуэки), ибо все - здесь и теперь”.
  
-“Макото - это животворящая идея космоса, которая проходит через настоящее и заключает в себе вечное. Макото - это основана которой возникают все законы, источник Небесного Пути. Так ​можно объяснить фуга-но макото Басё и познать законы души хайку” - пишет в своей книге ​о Басё Ота Мидзухо[8]. Потому и называют Истиной Красоты”, что здесь все пары встречаются“все берега сходятся” /по Достоевскому/Само “изменчивое” /рюко/ становится Неизменным /Фуэки/, ибо “все - здесь и теперь”.+Не удивительно, что и современные ​японцы видят в хайку ​сжатую Вселеннуючто позволило замечательному поэту и ученому Мурамацу Томоцугу, называя Войну и мир” Толстого своим любимым романом, сравнить ​его с хайку. Вот его признание
  
-Не удивительно,​ что и современные японцы видят в хайку сжатую Вселенную,​ что позволило замечательному поэту и ученому Мурамацу Томоцугу,​ называя “Войну и мир” Толстого своим любимым романом,​ сравнить его с хайку. Вот его признание: ​“Символ моей веры:+“Символ моей веры:
  
 1. Я люблю русских. 1. Я люблю русских.
Строка 227: Строка 228:
 5. Я думаю, что с романом “Война и мир” Толстого можно сравнить только японские хайку”[9]. 5. Я думаю, что с романом “Война и мир” Толстого можно сравнить только японские хайку”[9].
  
-Он собирает по всей Японии трехстишия,​ печатает и русские хайку в своем журнале “Юки” ​/”Снег”/. Их теперь не так мало. Вот одно из тех, что опубликовал журнал “Япония - сегодня” ​/1998 №8/, хайку Александра Большакова:​+Он собирает по всей Японии трехстишия,​ печатает и русские хайку в своем журнале “Юки” ​(”Снег”). Их теперь не так мало. Вот одно из тех, что опубликовал журнал “Япония - сегодня” ​(1998 №8), хайку Александра Большакова:​
  
 Спутники вы мои - Верные три строки,​ Жадно я встречи ищу. Спутники вы мои - Верные три строки,​ Жадно я встречи ищу.
Строка 233: Строка 234:
 И озаглавил:​ “Ни дня без хокку”. И озаглавил:​ “Ни дня без хокку”.
  
-фев. 2001г.+//фев. 2001г.//
  
-ПРИМЕЧАНИЯ+=== ПРИМЕЧАНИЯ ​===
  
-[1]. “Тайцзи - высший принцип Вселенной,​ действующий в сфере неоформившегося,​ - вызывает к жизни законы ​/ли/, которые под влиянием покоя и движения ​/инь-янпроизводят из изначального эфира ​/ципять энергий ​/усин/. Вступая в разные сочетания,​ они рождают все “формы”,​ которые есть не что иное, как проявление того, что над формами ​/син эр шан/” /W. W. Smith. Confucianism in Modern Japan . Tokyo. 1959, р. 13/.+[1]. “Тайцзи - высший принцип Вселенной,​ действующий в сфере неоформившегося,​ - вызывает к жизни законы ​(ли), которые под влиянием покоя и движения ​(инь-янпроизводят из изначального эфира ​(ципять энергий ​(усин). Вступая в разные сочетания,​ они рождают все “формы”,​ которые есть не что иное, как проявление того, что над формами ​(син эр шан)” (W. W. Smith. Confucianism in Modern Japan . Tokyo. 1959, р. 13).
  
 [2]. Е.Н.Князева,​ С.П.Курдюмов. Синергетическое расширение антропного принципа. - “Синергетическая парадигма”,​ с. 95. [2]. Е.Н.Князева,​ С.П.Курдюмов. Синергетическое расширение антропного принципа. - “Синергетическая парадигма”,​ с. 95.

Свои инструменты